Главная
Форум
Доклады
Книги
Источники
Фильмы
Журнал
Разное
Обратная связь Другие проекты Учителю истории
|
Начало года в ПетербургеВ первый день Нового года происходил заведенным порядком большой выход в Зимнем дворце с обычным приемом дипломатического корпуса и столь же обычными толками о новостях дня в нашем официальном мире. Главными из этих новостей были: упразднение в Государственном Совете департамента по делам Царства Польского, как прямое последствие учреждения особого в Царстве Государственного Совета131; утверждение графа Д.Н. Блудова в должности председателя Государственного Совета и Комитета министров, с освобождением от председательства в Департаменте законов; назначение председателем этого департамента действительного тайного советника князя П.П. Гагарина, которому вместе с тем поведено председательствовать и в Комитете министров в случае болезни или отсутствия графа Блудова; назначение статс-секретаря П.Ф. Брока (бывшего министра финансов) председателем Департамента экономии на место действительного тайного советника графа Гурьева, давно уже оставившего занятия государственными делами по совершенному расстройству здоровья. В тот же день последовало увольнение от должности министра государственных имуществ генерала от инфантерии Михаила Николаевича Муравьева. Официальным поводом к этому увольнению выставлялось, как обыкновенно, расстройство здоровья, которое, однако же, не мешало генералу Муравьеву оставаться в других должностях: председателя Департамента уделов и управляющего Межевым корпусом. Уволенный министр, как водится, получил благодарственный рескрипт за его пятилетнее управление государственными имуществами. Но действительною причиной увольнения его было явное несочувствие Мих<аила> Ник<-олаевича> Муравьева к предпринятым реформам и всяким вообще либеральным мерам. Принадлежа к числу упорных ретроградов и крепостников под знаменем «русофильства», он противился требованию Государя, чтобы новое Положение о крестьянах было применено и к так называемым государственным крестьянам, с передачею их из ведения Министерства государственных 297 имуществ в общее управление. Так по крайней мере объяснял сам М.Н. Муравьев (в своих мемуарах) причину, побудившую его просить об увольнении от должности министра132. С другой же стороны, известно было и нерасположение самого Государя к М.Н. Муравьеву, который имел в себе мало симпатичного. Человек несомненно умный, с практическим смыслом, он отталкивал от себя жестокостью, угловатостью, резкостью; действовал то круто, то коварно, смотря по обстоятельствам*. Управление Министерством государственных имуществ было возложено на товарища министра, генерал-майора свиты Александра Алексеевича Зеленого, произведенного при этом в генерал-лейтенанты. С А.А. Зеленым я был знаком еще в то время, когда он, оставив военную службу после Севастопольской кампании, поступил на должность председателя Межевой канцелярии в Москве, а впоследствии занял место помощника управляющего Межевым корпусом". В отличие от своего начальника Зеленый был человек прямой, честный, благонамеренный, добрый и симпатичный. Я сошелся с ним очень близко, и впоследствии он был чуть ли не один из всего состава нашего высшего правительства в дружеских со мною отношениях. Состоялось в Новый год и другое назначение, которому можно было только порадоваться: исправлявший должность статс-секретаря в упраздненном Департаменте Государственного Совета по делам польским тайный советник Жуковский назначен управляющим делами Главного комитета об устройстве сельского состояния. Это был человек высокой честности, истинно благонамеренный, искренно преданный делу освобождения крестьян. Председательствовавший в Главном комитете Великий Князь Кон- * Далее в автографе зачеркнуто: «С М.Н. Муравьевым я имел случай быть одно время в частых сношениях по Географическому обществу, именно в сороковых годах, когда он был вице-председателем этого общества, а я -членом совета его и одним из деятельных участников того русского кружка, который пользовался в означенном обществе с целью вытеснить из него преобладавший немецкий элемент. Тогда М.Н. Муравьев был только управляющим Межевым корпусом в чине тайного советника; приняв наш молодой кружок под свое покровительство, он часто собирал нас у себя, чтобы за стаканом чая и сигарой сговариваться о плане ведения кампании против старых немецких ученых». (Прим. публ.) ** Далее в автографе зачеркнуто: «Зеленый начал службу моряком и, несмотря на то, что был в видимо хороших отношениях с начальником своим М.Н. Муравьевым, не имел ничего общего с ним в личных свойствах, кроме разве довольно сильной дозы «квасного патриотизма». {Прим. публ.) 298 стантин Николаевич нашел в Степане Михайловиче Жуковском надежное орудие для благого направления крестьянского дела*. В течение первых двух месяцев года произошли еще некоторые значительные перемены в личном составе нашей высшей администрации. * В этом абзаце в автографе зачеркнуто: «В числе наград на Новый год более значительных были: орден Св. Владимира 1-й степени члену Государственного Совета действительному тайному советнику А.В. Кочубею, звание статс-секретаря и чин тайного советника управляющему делами Комитета министров Фед<ору> Петр<овичу> Корнилову». (Прим. публ.) 299 Важнейшею было увольнение (23-го января) действительного тайного советника Александра Максимовича Княжевича от должности министра финансов и назначение управляющим этим министерством статс-секретаря тайного советника Мих<аила> Христоф<оровича> Рейтерна. Последний служил в Морском министерстве, состоя членом Адмиралтейств-Совета и заведываю-щим Эмеритальною кассой этого министерства. Он пользовался большим расположением и покровительством Великого Князя Константина Николаевича, который доставил ему случай специально заняться финансового частью. Таким образом, почти одновременно два министерских поста были заняты лицами по рекомендации Его Высочества генерал-адмирала: А.В. Головнин сделался министром народного просвещения*, а М.Х. Рейтерн - министром финансов. Последний был в это время еще молодой, полный сил; теоретическое его образование и способности давали надежду, что он справится с возложенною на него важною и трудною задачей - привести наши финансы в лучшее устройство. Прежнее место Рейтерна в Морском министерстве занял директор Комиссариатского департамента статс-секретарь действительный статский советник князь Дмитрий Александрович Оболенский**, а вместо него директором названного департамента назначен вице-директор его действительный статский советник Дмитрий Николаевич Набоков; но оставался он недолго в этой должности ***. Председатель Комитета о раненых генерал-адъютант граф Петр Петрович фон-дер-Пален, ветеран Отечественной войны, начавший службу еще в прошлом столетии и участвовавший в Персидском походе графа Зубова, по своим преклонным летам и болезни вынужден был просить об освобождении его от должности председателя. 22-го января последовало увольнение его и назначение на его место генерал-адъютанта графа Степана Федоровича Апраксина, которому не суждено было долго оставаться пред- *А.В. Головнин, как уже было сказано, был назначен управляющим этим министерством 25-го декабря 1861 года. ** Далее в автографе зачеркнуто: «с назначением и членом Адмиралтейств-Совета». (Прим. публ.) *** Великий Князь Константин Николаевич, получив в конце мая назначение наместником в Царство Польское, пожелал взять с собою статс-секретаря Набокова в качестве доверенного при нем секретаря. Должность директора департамента оставалась незамещенною более года. 300 седателем комитета: он скончался 17-го мая того же 1862 года, и место председателя занял тогда генерал-адъютант граф Сергей Павлович Сумароков. 17-го февраля последовало назначение тайного советника Ивана Давыдовича Делянова снова попечителем Петербургского учебного округа. Генерал Филипсон после столь неудачного и тяжелого 6-месячного исправления этой обязанности получил назначение членом Главного Правления училищ, с оставлением в звании сенатора. В конце февраля (28-го числа) последовала еще перемена на должности обер-прокурора Синода: вместо генерал-лейтенанта 301 графа Александра Петровича Толстого, назначенного членом Государственного Совета, занял означенную должность харьковский губернатор генерал-майор свиты Алексей Петрович Ахма-тов. Начав службу в Кавалергардском полку, Ахматов в молодых летах вращался при Дворе и в высшем петербургском обществе; но это не мешало ему заниматься богословскими вопросами и прослыть человеком серьезным и религиозным. Таким образом, с легкой руки графа Протасова, еще в царствование Императора Николая I назначенного синодальным обер-прокурором из флигель-адъютантов, полковников лейб-гусарского полка,-дела православного духовного ведомства оставались в продолжение многих лет в руках военных. К числу личных перемен, состоявшихся в первые месяцы 1862 года в нашей администрации, следует добавить еще увольнение генерал-адъютанта Паткуля от должности петербургского обер-полицмейстера и назначение на это место начальника 1-го округа Корпуса жандармов (Петербургского) генерал-лейтенанта Ив-<ана> Вас<ильевича> Анненкова, некогда бывшего вице-директором в Инспекторском департаменте Военного министерства, человека доброго, но весьма ограниченного и слабохарактерного. Место его по Корпусу жандармов занял гродненский губернатор генерал-майор свиты Дренякин, приобретший незавидную известность своим образом действий при усмирении крестьянского волнения в Пензенской губернии в 1861 году. 30-го января в Петербурге происходило погребение графа Сергея Степановича Ланского, бывшего министра внутренних дел (1855-1861), умершего 26-го числа после непродолжительной, но тяжкой болезни на 77-ом году жизни*. Несколько позже, 11-го марта, сошел в могилу другой, более знаменитый государственный человек - бывший государственный канцлер граф Карл Васильевич Нессельрод. Устраненный от заведования нашею дипломатией) с самого вступления на престол Императора Александра II и передав Министерство иностранных дел князю А.М. Гор- * Далее в автографе зачеркнуто: «С квартиры покойного (в доме князя Чернышева на Малой Морской) тело покойного было перевезено в Адмиралтейскую церковь, где происходило отпевание в присутствии Государя, Великих Князей и многочисленного собрания высшего петербургского общества. По окончании церковного обряда процессия потянулась к Смоленскому кладбищу, к фамильному склепу Ланских». (Прим. публ.) 302 чакову, граф Нессельрод с тех пор не принимал участия в делах, хотя за ним и оставалось звание государственного канцлера. Он скончался на 82-м году жизни. 13-го марта, в день рождения прусского короля Вильгельма I, министр иностранных дел князь Горчаков, приехав с поздравлением к прусскому посланнику Бисмарку, лично вручил ему орден Св. Александра Невского. За большим парадным обедом в Зимнем дворце Государь провозгласил тост за здоровье короля. Так с давних времен заведено было при нашем Дворе справлять годовщину родственного и союзного короля. 25-го марта, в день Благовещения, также по давнишнему обычаю, справлялся полковой праздник конной гвардии, церковным парадом в полковом манеже, потом роскошным завтраком у командира полка (в то время генерал-майора свиты светлейшего князя Владимира Дмитриевича Голицына) и, наконец, парадным обедом во дворце. На этот раз полковой праздник послужил по- 303 водом к зачислению в полк (т.е. предоставлению права носить полковой мундир) некогда служивших в нем графа П.П. фон-дер-Палена и князя Вас<илия> Андр<еевича> Долгорукова; из строевых же офицеров полковник князь Маньелов получил звание флигель-адъютанта; наконец царскосельский комендант генерал-лейтенант барон Велио, также начавший службу в конной гвардии и лишившийся руки в польскую кампанию, произведен в генералы от кавалерии. В том же марте месяце произошла довольно важная перемена в составе дипломатического корпуса в Петербурге: на место прусского посланника Бисмарка, перемещенного в Париж, назначен в Петербург граф Гольц. 27-го марта Бисмарк имел прощальную аудиенцию у Государя и вслед за тем уехал; новый же посланник прибыл в Петербург несколько позже и представил свои верительные грамоты 16-го апреля. Бисмарк занимал пост посланника в Петербурге с 1859 года. В 1862 году ему было 47 лет от роду. Наружность его не была привлекательна: высокого роста, плотный, широкоплечий, с красноватым лицом, большими рыжими усами и почти сплошною лысиной на голове. Мне случалось видеться с ним нередко, тем более, что мы были близкими соседями на Английской набережной, когда я жил в доме Челищева, а он — в доме графа Штейнбока-Фермора (где позже помещалось австрийское посольство). В своем разговоре и обращении он вовсе не был похож на чопорного дипломата; скорее можно было принять его за отставного военного. Говорил он просто, непринужденно, с видом человека откровенного, с примесью саркастического остроумия. В то время, конечно, никому не приходило в голову, что этому человеку суждено в близком будущем сделаться историческою знаменитостью, распорядителем судеб всего мира. Начавшиеся еще с 1860 года проявления революционного движения внутри России все усиливались и к началу 1862-го года приняли уже угрожающий характер. Наши русские революционеры подавали руку польскому восстанию. Хотя последнее имело совершенно свои исторические корни и руководствовалось собственными, национальными побуждениями, не имевшими ничего общего с замыслами наших русских анархистов; тем не менее одновременность возникновения того и другого движения, сходство в образе действий и употребляемых средствах наводили, естественно, на мысль о связи между ними. Насколько в польском 304 восстании заметна была руководящая рука с Запада, настолько же во внутренней нашей крамоле подозревались (да и действительно, оказывались) польские козни и участие польских агентов. Как в Варшаве и Западном крае, так точно и внутри России, даже в самой столице, мирное население находилось под страхом ежедневных угроз, возмутительных воззваний, уличных демонстраций и, наконец, убийств, поджогов и всяких других средств терроризма. Вся эта небывалая в прежние времена неурядица настигла наше правительство как бы врасплох и выказала бессилие не только нашей полиции, но и всей вообще администрации снизу и до верха. Это была эпоха упадка всякой власти, всякого авторитета. Над правительственными органами всех степеней явно издевались и глумились в публике и печати. Такое явление кажется непонятным при нашем самодержавном образе правления и при том самовластии, которое предоставлено каждому органу правительства. Образчиком существовавшей в то время неурядицы и неуважения к законному порядку может служить выходка, которую позволило себе в феврале 1862 года собрание мировых посредников Тверской губернии; они внесли официально в губернское по крестьянским делам присутствие заявление о решении своем руководствоваться в исполнении возложенных на них обязанностей собственными своими убеждениями, не согласными с Положениями 19-го февраля 1861 года, так как всякий иной образ действий признан противным благу общественному. Странное это заявление было подписано тринадцатью лицами: членом губернского присутствия Бакуниным, председательствующими в мировых съездах уездными предводителями дворянства Бакуниным и Балкашиным, мировыми посредниками Кудрявцевым, Полторацким, Глазенапом, Харламовым, Лазаревым, Кислинским, Неве-домским, Лихачевым и двумя кандидатами в мировые посредники — Щербаковым* и Демьяновым. Все эти 13 лиц по Высочайшему повелению были преданы суду Сената. Генерал-адъютанту Н.Н. Анненкову поручено было отправиться на место, арестовать всех виновных в означенном противозаконном заявлении, принять все меры к восстановлению законного порядка и к устранению предположенного на 1-е марта нового незаконного съезда посредников той же Тверской губернии. Генерал Анненков был * Так в тексте; правильно: Широбоковым. (Прим. публ.) 305 облечен обширными полномочиями; в распоряжение его назначены были многие лица от Министерства юстиции, Корпуса жандармов и других ведомств; подчинены ему на время исполнения поручения все губернские власти и важные начальники. Такие чрезвычайные меры придали слишком уже большую важность неразумной выходке нескольких сумасбродов, с арестованием которых все вошло бы в обычный порядок. Случай этот, как и многие другие, выказывает только тогдашнее направление общества, а вместе с тем легкомыслие тех, которые затевали разные демонстрации против правительства, не имея ни почвы под собой, ни определенной цели пред собой. Дело тверского съезда посредников кончилось тем, что Сенат приговорил всех 13 подсудимых к лишению некоторых особенных прав и преимуществ и к заключению в смирительном доме на разные сроки (от 2-х лет 2 месяцев до 2-х лет 4 месяцев). Приговор этот, Высочайше утвержденный 10-го июля, приведен был в исполнение 18-го числа того же месяца; но вслед за тем, 22-го числа, в день именин Императрицы, заключенным объявлено было Высочайшее помилование и все они освобождены. Несмотря на закрытие Петербургского университета и высылку из Петербурга большого числа университетских студентов, возбужденное состояние в среде учащейся молодежи не прекращалось. Правительство было озабочено вопросом о восстановлении в учебной части нормального порядка. Новый министр народного просвещения А.В. Головнин принялся за дело разумно, спокойно и с наилучшими намерениями: он старался успокоить взволнованную молодежь, доставить распущенным студентам возможность продолжать учебные занятия, пристроить оставшихся без дела профессоров и укротить их раздражение. Вместе с тем он дал движение и новое направление начатым еще до него законодательным работам по составлению уставов для всех учебных заведений Министерства народного просвещения, начиная от народных училищ до университетов. Образованная еще графом Путятиным Комиссия, под председательством попечителя Дерптского учебного округа действительного тайного советника Брадке, для пересмотра университетского устава, представила 6-го января 1862 года выработанные ею предположения, и затем входившие в состав комиссии попечители учебных округов, ректоры и профес- 306 сора разъехались*. Но А.В. Головнин признавал вопрос университетского устава слишком важным, чтобы дать обычный бюрократический ход составленному проекту. Принятая А.В. Головкиным система состояла в том, чтобы законодательные вопросы разрабатывались с самою широкою гласностью, с участием сколь можно большего числа компетентных лиц. Поэтому и проект университетского устава с Высочайшего разрешения был отпечатан и подвергнут свободному обсуждению в печати. Экземпляры его были разосланы большому числу известных ученых и педагогов. Вообще образ действий нового министра с первого приступа к делу заслужил большое сочувствие как в учебном ведомстве, так и в административных сферах. Весьма выгодное впечатление произвел на публику его отказ от занятия обширной министерской квартиры, в которой жили его предшественники, в казенном доме министерства, у Чернышева моста; Головнин предоставил это помещение под вновь учрежденную шестую гимназию и Географическому обществу, которое до того времени нанимало тесное и неудобное помещение на Мойке, у Певческого моста. 20-го января по докладу А.В. Головнина последовало Высочайшее повеление об учреждении временной комиссии для заведования делами Петербургского университета впредь до открытия его на новых основаниях. Комиссии этой предоставлены были права и обязанности университетского Совета и правления, с отпуском в ее распоряжение в полном количестве тех сумм, которые были ассигнованы на университет из Государственного казначейства. При этом поведено было всех профессоров закрытого университета временно причислить к министерству с полным содержанием; открыть неотлагательно факультет восточных языков, как «единственный в Империи и крайне необходимый для практических целей государственной жизни». Бывших студентов IV-ro курса университета, приготовившихся к окончательному испытанию для получения ученых степеней, дозволено было допустить к этому испытанию, а студентов Ш-го курса — к переводному. В этих видах открыта особая «испытательная комиссия». Означенная выше «временная комиссия» для заведования делами университета была образована под председательством быв- * Председательствовавший в комиссии Брадке, человек преклонных лет, недолго прожил после своего выезда из Петербурга: он скончался 3-го апреля, и вместо него назначен попечителем Дерптского округа эстляндский предводитель дворянства граф Кайзерлинг. 307 шего ректора П.А. Плетнева из профессоров, избранных каждым факультетом: от историко-филологического были избраны: Срезневский, Благовещенский, Штейнман; от физико-математического - Ленц, Савич, Сомов; от юридического - Горлов, Ивановский; от восточного- Мухлинский, Чубинов, Березин. К сожалению, почтенный ректор П.А. Плетнев недолго председательствовал: вскоре он снова заболел, и с 24-го апреля место его в комиссии занял профессор Ленц*. Распоряжениями своими новый министр умел значительно ослабить невыгодные последствия закрытия университета и облегчить дальнейшие меры к его восстановлению. На факультете восточных языков лекции открыты с 1-го февраля, в прежнем порядке и с прежними слушателями. В испытательной комиссии начались экзамены для студентов IV-ro и Ш-го курсов. Независимо от того, по негласной инициативе А.В. Головнина устроились в зале Городской Думы, частью в Училище Св. Петра публичные лекции, на которые допускались как студенты, так и посторонние лица, по билетам, за определенную умеренную плату. Лекции эти читались профессорами Н.И. Костомаровым - по русской истории, Павловым- по древней истории, Стасюлевичем - по средней, Андреевским - по полицейскому праву, Горловым - по политической экономии, Кавелиным - по гражданскому праву и многими другими. К сожалению, эти чтения продолжались недолго. Один из названных профессоров, Павлов, при чтении 2-го марта публичной лекции на литературном вечере в пользу Общества для пособия нуждающимся литераторам на тему «о тысячелетии России» (по поводу предстоявшего в этом году празднования этого юбилея) позволил себе некоторые выражения, не входившие в рукопись, предъявленную им предварительно в цензуру; выражения эти были признаны злонамеренными, клонившимися к возбуждению неудовольствия против правительства. За это Павлову запрещено было чтение публичных лекций, а вслед за тем он был выслан из Петербурга административным порядком*, под надзор полиции**. Высылка эта была произведена с излишнею суровостью и потому Здоровье Плетнева становилось все хуже, и в следующем 1863 году он должен был снова уехать за границу, откуда уже не возвращался: он скончался в Париже 24-го декабря 1865 года. ** Далее в автографе зачеркнуто: «в какой-то отдаленной уездный город». (Прим. публ.) ** 15-го марта объявлены были вновь установленные правила относительно порядка разрешения литературных вечеров и публичных чтений133. 308 возбудила снова раздражение и волнения в среде молодежи. Кружок студентов, принявший на себя распорядительные обязанности по устройству лекций, решил произвести демонстрацию против правительства, предложив профессорам прекратить чтение. К сожалению, профессора подчинились этому безрассудному постановлению группы молодежи и немедленно возвратили собранные со слушателей деньги. Один только Н.И. Костомаров имел мужество объявить, что будет продолжать свои лекции об Иоанне Грозном, - о чем просили его некоторые из слушателей. Тогда молодежь затеяла произвести на первой же его лекции скандал: едва вступил он на кафедру, раздались в зале крики, свистки, и произошел беспорядок. Последствием этого прискорбного случая было объявление от Министерства народного просвещения, 21-го марта, о закрытии публичных лекций. |