Раб во главе торгового предприятия в Древнем Риме

Оглавление

Введение .......... 3

Источники .......... .5

Историографический обзор .......... 8

Глава 1. Раб-судовладелец .......... 11

Глава 2. Раб- управляющий кораблем .......... 6

Глава 3. Раб-хозяин таберны .......... 23

Глава 4. Раб-инститор .......... 32

Заключение .......... ..41

Список использованной литературы .......... 44

Введение

По словам И.С. Перетерского, «отразившееся в Дигестах право позднего Рима возникло на основе античного способа производства. Выражая волю господствующего класса рабовладельцев, оно исходило из того принципа, что рабы не являются субъектами права, а относятся к вещам»[1]. Однако, даже на примере самих Дигест, можно проследить, что, на самом деле, римское право во многом отступало от логических последствий этого принципа. Ведь «с одной стороны, человеческая личность раба все же давала о себе знать и вынуждала для себя некоторое признание, а с другой стороны, последовательное проведение принципа, что раб есть только вещь, с развитием хозяйственных отношений оказывалось не в интересах самих господ. Отсюда целый ряд отступлений, постоянная двойственность в римских нормах о рабстве»[2]. Подобным отступлением можно считать расширение хозяйственной деятельности рабов, когда раб, поставленный во главе торгового предприятия, мог заключать все сделки от лица своего господина, и этому последнему на основании этих сделок можно было предъявлять все иски совершенно так же, как если бы он действовал сам. Однако нужно было создать и определенные гарантии прав контрагентов. И поэтому претор стал давать в таких случаях иск непосредственно против господина, это мог быть:

• иск относительно пекулия (actio de peculio),
• трибуторный иск (actio tributoria),
• инститорный иск (actio institoria),
• экзерциторный иск (actio exercitoria),

а также actio quod iussu (когда сделка совершалась на основании приказа (просьбы) господина, чтобы контрагент совершил сделку с его рабом) и actio de in rem verso (когда, вследствие сделки раба, какая-нибудь вещь или сумма переходила в имущество господина). Исходя из самого факта существования этих исков и основываясь на рассмотрении ситуаций, с ними связанных, можно сделать выводы о положении рабов в Древнем Риме, что и является целью данной работы. А соответственно источником для нее будут “Дигесты Юстиниана”, так как именно в них “…содержатся крайне интересные, а подчас единственные данные для изучения экономической и социальной истории Рима”, в частности сведения об эволюции правового положения рабов[3].

Источники

Как было сказано выше, источниками данной работы послужили труды римских юристов классической эпохи, фрагменты которых собраны в «Дигестах Юстиниана».

«Слово “Digesta” происходит от глагола “digerere”, то есть разделять (“digerere in partes”- разделять и приводить в порядок или систему). Греческое слово “Pandectae” означает “Полное собрание”, “все в себя вмещающее”»[4]. Именно так «Digesta seu Pandectae» назывался сборник законов, который вступил в силу 30 декабря 533 года.

Дело в том, что уже с раннего периода республики одним из главных источников римского права была юриспруденция, понимаемая, правда, как разнообразная практическая деятельность юристов. Например, они давали различные юридические советы частным или должностным лицам (магистрам и судьям). Уже при Октавиане Августе эти советы или авторитетные разъяснения по вопросам права стали даваться как бы от имени императора – responsa furtan ex autoritate eius (princips), а со времени Тиберия тех или иных виднейших юристов стали наделять «правом ответов» - ius respondendi. Такие ответы давались обычно в письменной форме за печатью (signata responsa), причем они могли состоять из одного слова «sic» или «non» («да» или «нет») и быть изложены без всяких мотивов. Обладатели данной привилегии именовались «iuris auctores» или «conditores», то есть творцами права. И если несколько таких юристов давали одинаковое responsum, оно было обязательным для судьи, а если они расходились во мнении, то судья был вправе выбрать любой responsum..

«Золотым веком» римской юриспруденции принято считать начало II – начало III в., когда действовали такие юристы, как Папиан, Павел, Ульпиан и Модестиан. Однако, с конца III в. творческая деятельность римских юристов заметно ослабла, и они уже больше ограничивались тем, что изучали и применяли на практике наследия классических юристов. Но, с одной стороны, уже стало забываться, кто из юристов имел «ius respondendi», а с другой – было неясно, как устранить противоречия, когда юристы решали вопрос неодинаково, поэтому, так как судьи-чиновники стали испытывать затруднения в связи с этим, императоры пытались облегчить их положения различными указами.

Император Юстиниан, с именем которого и связана кодификация римского права, понимая, что многие положения классических юристов, высказанные в III в., уже не подходили к условиям Восточной Римской империи (Византии) VI в., принял решение отобрать то, что еще сохраняло свою силу и могло быть применено уже в качестве источника византийского права, и согласовать спорные решения, предлагавшиеся классическими юристами. Результатом этой работы и явился сборник законов «Digesta seu Pandectae», впоследствии названный «Дигестами Юстиниана».[5] И хотя комиссия по его составлению не ограничивалась извлечением цитат из сочинений юристов и расположением их в определенной системе, а вторгалась в цитируемый текст, сокращая его, но, по словам И.С. Перетерского, «при всей своей многочисленности интерполяции по сравнению с объемом Дигест являются лишь исключительными случаями и потому не дают никаких оснований для подозрительного отношения к Дигестам. Последние в целом должны быть признаны подлинным памятником»[6].

Как источник для исследования положения рабов в античном Риме, Дигесты имеют свои положительные и отрицательные стороны. С одной стороны, они дают достаточно достоверную информацию, так как представляют собой законодательные акты, но, с другой стороны, эти акты являют собой пример казуального права, а, следовательно, не раскрывают полной картины социально-экономического развития Римской империи того времени, более того, как будет видно дальше, в них могут быть упущены даже самые важные положения, что создает почву для сомнений у любого исследователя.

Историографический обзор

Как было сказано выше, «Дигесты Юстиниана» представляют собой практически единственный источник по изучению эволюции правового положения рабов в Римской империи. Их полный перевод на русский язык был опубликован совсем недавно[7] (до этого публиковались лишь «избранные фрагменты»[8]), возможно, потому, что римское право почти не изучалось историками советского времени. И, следовательно, данная тема очень мало исследована в отечественной науке. В частности, при написании курсовой стало возможным использование лишь одной монографии[9]. Но, так как эта монография была посвящена более широкой теме, то к проблеме данной работы ее авторы подошли не достаточно глубоко, например, там ни слова не сказано о существовании рабов-судовладельцев, хотя вопрос именно об их положении представляется нам наиболее спорным. Более того, при ближайшем рассмотрении можно обнаружить в работе Е.М. Штаерман и некоторые несоответствия следующего характера:

автор говорит об инститоре и о хозяине таберны, как об одном лице («предприятие, во главе которого он [инститор] был поставлен, включалось в его [инститора] пекулий…»[10]). Тогда как ясно, что эти рабы занимали различное положение, а различия, главным образом, обуславливались тем, что у одного из них (хозяина таберны) предприятие было в пекулиии, а у другого (инститора) - нет.

Делая выводы об ответственности господина за сделки, заключенные инститором (на самом деле, речь скорее идет о хозяине таберны), Е.М. Штаерман пишет: «… и тогда контрагенты раба в случае невыполнения им обязательств могли вчинить господину иск о пекулии или о той сумме, которую господин получил от раба (Dig.,XIV,4,11)[11]» (имеются ввиду иски de peculio и de in rem verso). Тогда как в статье, на которую она ссылается («Иногда даже истцам приносит больше пользы иск относительно пекулия, чем иск о разделе имущества, находящегося у подвластного лица в связи с его торговлей…) говорится об иске о пекулии и о трибуторном иске (actio tributoria).

Далее автор говорит: “Если в такое предприятие включалась торговля товарами, то господин обязан был за них платить, как посторонний”[12]. При этом она не объясняет, почему и за что обязан был платить господин, и не ссылается на источник.

Можно выявить еще несколько подобных противоречий[13], и стоит заметить, что критические замечания по поводу понимания Е.М. Штаерман правовых текстов уже высказывались в новейшей литературе (правда, в отношении проблемы собственности, а не проблемы рабства)[14]. Однако, для других историков, ссылки на работы которых имееются в данном докладе, вопрос о положении рабов в Древнем Риме не был основной темой, и они рассматривали лишь различные его аспекты.

Поэтому, можно сказать, что данная тема еще будет рассматриваться в отечественной науке, а, следовательно, это указывает на ее актуальность для сегодняшнего дня.

Глава 1. Раб-судовладелец

Судовладельцем (exercitor) «мы называем … того, кому поступают все доходы и прибыль, будь то собственник корабля или лицо, взявшее корабль целиком[15] внаем либо на время, либо навсегда (Dig.XIV.1.1.15). Под кораблем же Ульпиан понимает «…и морское судно, и речное, и судно, плавающее по озеру, и плот» (Dig.XIV.1.1.6).

Имело мало значения, кто являлся судовладельцем, им могли быть «…мужчина или женщина, домовладыка или подвластный сын или раб» (Dig.XIV.1.1.16), судовладельцем имел право стать даже малолетний, правда, в этом случае, при назначении им капитана следовало потребовать санкции опекуна (там же). Но мы будем рассматривать только те примеры, когда в роли судовладельца выступал раб (servus). В таком случае, следует понимать, что судно должно было находиться у него в пекулии (peculium). При определении пекулия Ульпиан ссылается на Цельса, который, в свою очередь, сообщает в шестой книге “Дигест”, что “…Туберон определяет пекулий как нечто такое, что раб с позволения господина имеет отдельно от господских счетов с вычетом того, что является предметом долга господину” (Dig.XV.1.5.4). Из этого ясно, “…что к пекулию относится не то, что раб будет иметь без ведома господина, но то, что (раб имеет) с ведома господина; иначе и то, что раб похитил у господина, вошло бы в пекулий, а это неверно” (Dig.XV.1.4.2). В состав пекулия могли входить все движимые вещи, земля, помощники раба (servi vicarii) , пекулии этих помощников и, сверх того, обязательства должников (Dig.XV.1.7.4). Но помимо того, что господин предоставил рабу, в пекулий могло войти и то, что раб приобрел сам без ведома господина, но лишь в том случае, если бы господин разрешил это, если б узнал (Dig.XV.1.49). Однако в любом случае господин мог отобрать пекулий в любой момент.

В обязанности судовладельца входило назначение одного или нескольких управляющих кораблем[16] (magister navis), а также определение видов деятельности, которой они вправе заниматься (Dig.XIV.1.1.2;14). Это было не таким уж простым делом, так как судовладелец отвечал своим пекулием за надежность и честность назначенного им управляющего кораблем, ведь в случае если тот его обманывал (допустим, взяв деньги на ремонт, а затем изменив свою волю), то судовладелец сам нес ответственность, и должен был «…вменить то обстоятельство, что он назначил такого капитана…» (Dig.XIV.1.1.9). Если же судовладелец по невнимательности или какой-либо иной причине назначал несовершеннолетнего управляющим кораблем, а последний причинял ущерб по своей неопытности, то, так как с несовершеннолетнего нельзя взыскать возмещения, ответственность опять-таки нес сам судовладелец (Dig.XIV.1.1.4). Помимо этого в его обязанности также входила забота о том, чтобы члены экипажа (nautae) не действовали «виновно и с умыслом» (Dig.XIV.1.2). Но даже при таком широком спектре деятельности судовладелец все равно оставался рабом своего господина. А так как “ни на рабе не может лежать какой-либо долг, ни в отношении раба нельзя быть должником”, то господин имел право требовать то, что являлось долгом рабу, а если раб был должен сам, то в силу этого давался иск к господину (Dig.XV .1. 41. pr); в итоге, разница была лишь в том, отвечал ли господин лишь в размере пекулия (ведь, в конечном счете, пекулий – это собственность господина), то есть давался иск, относительно пекулия, или же в полном объеме, то есть по экзерциторному иску. Ниже будут рассмотрены те и другие случаи.

Итак, в полном объеме господин отвечал в тех случаях, когда:

• раб являлся судовладельцем по соизволению самого господина, даже в том случае, если этот раб входил в пекулий подвластного сына или другого раба, и они назначали его на должность (Dig.XIV.1.1.19-20;22).
• сделка с судовладельцем заключалась по приказу (quod iussu) самого господина (Dig.XIV.5.1.pr), ибо, по словам Ульпиана, «…договор некоторым образом заключается с тем, кто приказывает» (Dig.XV.1.pr). Наличие приказа признавалось в тех случаях «…когда кто-либо приказал в присутствии свидетелей, или путем письма, или на словах, или через посредство вестника, или в каком-либо одном контракте, или общим образом» (Dig.XV.1.1). Поэтому если кто-либо делал такое распоряжение: «Заключай на мой риск какую хочешь сделку с моим рабом Стихом», то это рассматривалось как приказ (там же). Ульпиан также указывает, что если господин даже просто одобрил то, что совершил его раб, то должен был даваться иск, основанный на выдаче приказа (Dig.XV.4.1.6).

В размере пекулия господин отвечал, если он не давал согласия на назначение данного раба судовладельцем, примером может служить рассмотренная выше ситуация, когда раб становился судовладельцем по приказу подвластного сына, в чей пекулий он входил, или другого раба, чьим помощником он являлся, но без уведомления о том домовладыки или господина. В таком случае ответственность в полном объеме должен был нести подвластный сын (если он сделал раба судовладельцем) (Dig.XIV.1.1.22).

При этом в каком бы объеме не отвечал господин (полностью или в размере пекулия), ответственность лежала на нем даже после продажи или смерти раба (Dig.XIV.1.4.3;4), с той лишь оговоркой, что иск о пекулии мог быть предоставлен только в течение года (Dig.XIV.1.4.4). А если умирал сам господин, то иски можно было предоставить «… и наследникам и против наследников» (там же).

Помимо этого были случаи, когда одним кораблем владели несколько судовладельцев, но, по словам Гая, «…чтобы не затруднять несколькими противниками того, кто заключил договор с одним…» (Dig.XIV.1.2.pr), к любому из судовладельцев можно было предъявить иск в полном объеме (Dig.XIV.1.1.25). В этом случае не имело значения, какую часть каждый из них имел в корабле, так как тот, кто платил мог «…взыскать (положенное) с остальных путем иска, вытекающего из товарищества» (Dig.XIV.1.3.pr).

Раб также мог принадлежать нескольким лицам одновременно, в таком случае Ульпиан говорит, что при предъявлении иска ответственность в полном объеме нес тот, по чьей воле раб был назначен судовладельцем. Если же на то была общая воля, то все несли ответственность в полном объеме (Dig.XIV.1.4.2).

Итак, рассмотрев обязанности рабов-судовладельцев, а также обязательства господ в отношении их деятельности, мы приходим к выводу, что несмотря на то, что рабы, занимающие эту должность, оставались лишь объектом (а не субъектом) прав, их положение в римском обществе могло быть достаточно стабильным, а своей успешной деятельностью, они имели возможность заработать крупное состояние не только своему господину, но и лично себе. Ведь даже, если юридически пекулий оставался полной собственностью господина, логично предположить, что этому господину было абсолютно невыгодно отбирать не только пекулий, но и полностью всю прибыль раба, так как в таком случае раб, во-первых, не мог пустить эти деньги в оборот, а, во-вторых, терял заинтересованность в своем деле, что определенно сказывалось на его работе. Помимо этого, у таких рабов, вероятно, появлялась реальная возможность стать вольноотпущенниками, ведь, разбогатев, они могли предложить за это достаточно крупную сумму своему господину. Но, как покажут статьи Дигест, разобранные в следующих главах, судовладельцы были не единственными рабами, занимающими такое привилегированное положение.

Глава 2. Раб-управляющий кораблем

Как было сказано выше, в обязанности судовладельцев входило назначение управляющих кораблем (magister navis), которые, как и сами судовладельцы, часто были рабами. Следующая глава будет посвящена их деятельности.

По словам Ульпиана, управляющим следовало считать того, «…кому поручена забота обо всем корабле» (Dig.XIV.1.1.1). При этом не имела значения категория людей, к которой он относился; управляющим мог быть «… свободным или рабом, рабом хозяина корабля или другого лица…» (Dig.XIV.1.1.4), так же не имел значения его возраст (в главе первой было рассмотрено, что при назначении несовершеннолетнего, ответственность за его оплошности, совершенные по неопытности, нес сам судовладелец). Помимо этого управляющим кораблем мог являться и тот, кого назначил другой управляющий (Dig.XIV.1.1.5). Ниже речь пойдет о тех случаях, когда эту должность занимали рабы.

Круг их обязанностей был очень широк, управляющие обеспечивали снаряжение и снабжение корабля, содержали экипаж (Dig.XIV.1.1.8), заключали договоры найма для перевозки товаров или пассажиров, закупали снасти, вели торговлю различными товарами (Dig.XIV.1.1.3), взимали провозную плату (Dig.XIV.1.1.12), следили за исправностью корабля и в случае надобности договаривались о ремонте (Dig.XIV.1.1.7;9); также они, как было указано выше, могли назначать других управляющих себе в помощь. Конечно, при таком количестве обязанностей у них был свободный доступ не только к деньгам поступающим от контрагентов, но и к средствам судовладельцев, а, следовательно, и широкие возможности разбогатеть как честным (когда часть выручки от удачных сделок просто поступала к ним в пекулий), так, впрочем, и нечестным путем (в Дигестах, например, разбирается случай, когда «…капитан взял деньги, оговорив, что эти деньги должны быть истрачены на ремонт, а затем изменил свою волю…» (Dig.XIV.1.1.9)). А так как по большинству договоров управляющих отвечали судовладельцы, то они, в свою очередь, старались контролировать и ограничивать в какой-то мере деятельность первых. Для этого существовало несколько способов:

судовладелец мог сузить возможности управляющего, например, только взиманием провозной платы или заключением договоров найма (Dig.XIV.1.1.12), он мог даже конкретно указать, обязан ли управляющий перевозить товары или пассажиров, и если товары, то какие именно (там же).

Если судовладелец боялся назначения одним управляющим другого себе в помощь (ведь он отвечал и за действия последнего), судовладелец имел возможность, назвав имя, запретить привлекать определенного человека к управлению кораблем (Dig.XIV.1.1.5).

Он так же мог назначить сразу несколько управляющих, при чем таким образом, чтобы один ничего не мог делать без другого (Dig.XIV.1.1.14), и, по словам Ульпиана, так это обычно и бывало (там же).

В крайнем случае, если судовладелец не хотел разрешать другому лицу заключать от своего имени договоры (а, следуя тексту Дигест, «…кто назначает капитана корабля, тот разрешает заключать с ним договоры…»(Dig.XIV.1.1.2)), он сам мог заведовать кораблем (Dig.XIV.1.4.pr) или сделать управляющим «одного из своей среды», если судовладельцев было несколько (Dig.XIV.1.4.1).

Способы, которыми накладывались эти ограничения, очевидно, тоже были различны: это мог быть как устный приказ управляющему (в рассмотренном выше случае, когда определенному человеку воспрещалось участвовать в управлении судном), так и, вполне возможно, вывешивание объявления, когда судовладелец собирался ограничить деятельность управляющего определенным видом сделок (об этом способе речь пойдет в главе об инститоре[17]).

Итак, оговорив все возможные виды деятельности управляющего и ее ограничения, мы подошли к вопросу об ответственности. И здесь Ульпиан говорит: “Так как мы вследствие необходимости в морских перевозках заключаем договоры с капитанами (кораблей), не зная их (юридического) положения и кто они, то было справедливым установить, чтобы тот, кто назначил капитана корабля, нес ответственность, как отвечают те, кто назначил заведующего лавкой или каким-либо делом: ведь заключать договоры с капитаном корабля более необходимо, чем с заведующим” (Dig.XIV.1.1.pr). То есть независимо от того, являлся ли управляющий кораблем свободным или рабом, ответственность нес судовладелец (естественно, если судовладелец был раб, то иск предъявлялся его господину - эти случаи рассмотрены в главе первой). Но далее Ульпиан оговаривает, что «не во всех случаях претор дает иск к хозяину корабля, но в отношении тех дел, для которых назначен капитан…» (Dig.XIV.1.1.7). И, действительно, анализируя текст Дигест, мы видим, что судовладелец отвечал, если:

• он назначил управляющим несовершеннолетнего, и тот причинил ущерб по своей неопытности, а затем с него как с несовершеннолетнего нельзя взыскать возмещения (Dig.XIV.1.1.4).
• Управляющий задолжал по делу, для которого он и был назначен (Dig.XIV.1.1.7) (даже если он сделал это обманным путем, например, взяв деньги якобы для ремонта корабля, а затем изменив свою волю (Dig.XIV.1.1.9)).
• Имелось «…несколько капитанов с неразделенными между ними обязанностями…», и сделка была заключена с одним из них (Dig.XIV.1.1.13), или
• сделка совершилась с одним из управляющих в пределах круга его деятельности, если обязанности были “…разделены так, что один заключает договоры, а другой взимает плату…” (там же).
• Задолжал тот, кого назначил на должность управляющий кораблем, в случае если судовладелец знал и терпел, что тот на судне выполнял функции капитана (Dig.XIV.1.1.5). Хотя далее Ульпиан добавляет, что даже если судовладелец приказал не использовать данного человека в руководстве кораблем, этот случай все равно должен был «…трактоваться в пользу интересов плывущих на корабле…» (там же).

Причем Ульпиан говорит, что если раб управлял кораблем по воле судовладельца, и он был отчужден либо умер, то судовладелец все равно должен был нести ответственность, и эти иски без ограничения времени могли быть даны даже против его наследников (Dig.XIV.1.4.3;4). Те же принципы действовали и в случае смерти хозяина корабля, как об этом было сказано выше. Однако логично предположить, что сам управляющий тоже должен был в какой-то мере отвечать за свои поступки. Конечно, если управляющий оказывался подвластным судовладельцу, то естественно, что все долги первого ложились на последнего (Dig.XIV.1.41.pr). Но были и более сложные случаи, например, когда управляющий кораблем находился не во власти судовладельца, но во власти другого лица (Dig.XIV.1.5.pr). В такой ситуации владельцу этого раба при заключении с ним, как с управляющим, договора все равно принадлежал иск против судовладельца. Так же, если капитаном был их общий раб. Однако судовладельцу принадлежали иски, против владельца управляющего, вытекающие из договора найма его раба (там же). На этой статье (Dig.XIV.1.5.pr) можно проследить и то, как постепенно сфера рабовладельческих отношений все больше отдаляется от строгой системы подчиненности (подвластного сына домовладыке и т.д.), присущей римской фамилии. Ведь традиционно все иски в отношении бесправных давались против их господ, здесь же мы видим то, что независимо от того принадлежал ли раб тому, кто его назначил или имел другого господина, иск контрагентами давался против судовладельца. Стоит добавить, что действие того же принципа мы будем наблюдать и в ситуации с инститором и хозяином таберны.

Но вернемся к словам Ульпиана, о том, что не во всех случаях «…претор дает иск к хозяину корабля, но в отношении лишь тех дел, для которых назначен капитан…» (Dig.XIV.1.1.7). Возникает вопрос, кто же должен был отвечать в других ситуациях? Ответ находим в параграфе двенадцатом: «Итак, данные капитану при его назначении указания дают определенное правило контрагентам…» (Dig.XIV.1.1.12), где далее говорится о том, что, если управляющий кораблем занялся тем делом, для которого он не был назначен, судовладелец ответственности не несет. Например, «…если капитан назначен только для того, чтобы взимать провозную плату, а не для того, чтобы заключать договор найма (судна), так как сам (хозяин) уже сдал судно, то хозяин не несет ответственности…» по экзерциторному иску (там же). Выходит, что в этом случае контрагенты просто не могли подать иск. Подобная же ситуация описывается в параграфе о нескольких управляющих, которые назначены «…таким образом, что один ничего не может делать без другого», когда лицо, заключившее договор с одним из них, «должно вменить это себе», то есть само несет последствия неправильного заключения сделки (Dig.XIV.1.1.13).

Остается лишь ворос о том, в каком размере, судовладелец (или его господин) нес ответственность за деятельность капитана. И хотя в дигестах мало что сказано конкретно на этот счет, можно, почти с полной уверенностью сказать, ответственность была полной, и не ограничивалась размером пекулия. Так как, во-первых, речь и о судовладельце, и об управляющим в Дигестах идет под одним титулом «De exercitoria actione», а, следовательно, имеется ввиду, что из договоров каждого вытекал один и тот же экзерциторный иск (который и предусматривал ответственность в полном объеме). А, во-вторых, инститор (речь, о котором пойдет ниже), чье положение было ближе всего к положению управляющего кораблем, так же обязывал того, кто его назначил, в полном объеме. Тем более, когда Ульпиан говорит, о том, кто должен был отвечать за деятельность управляющего кораблем, он делает такое сравнение: «… то было справедливым установить, чтобы тот, кто назначил капитана, нес ответственность, как отвечают те, кто назначил заведующего лавкой или каким-либо делом…» (Dig.XIV.1.1.pr); что тоже вполне подтверждает наше мнение.

В итоге, проанализировав все статьи, касающиеся управляющего кораблем, можно прийти к выводам о том, что его положение было достаточно близко к положению судовладельца (ведь и отвечал за деятельность каждого из них тот, кто их назначил, и одинаково в полном объеме). Однако, нужно помнить, что между ними существовало решающее отличие: торговое предприятие судовладельца (в данном случае корабль) скорее всего находилось у него в пекулии, в то время как все то, чем распоряжался управляющий, принадлежало судовладельцу, тем более, что деятельность управляющего кораблем могла быть ограничена, а деятельность судовладельца нет. И, как мы увидим дальше, то же отличие сохранится и между хозяином таберны и его инститором, хотя вопрос об ответственности уже будет стоять иначе.

Глава 3. Раб-хозяин таберны

Рассмотрев все виды сделок и исков, относящихся к управлению кораблем, мы можем перейти к анализу статей о других торговых предприятиях. И здесь важной персоной для нас будет хозяин таберны.

Судя по объему информации, касающейся трибуторного иска, эту должность очень часто занимали рабы, или рабыни (Dig.XIV.4.2.4;5.2), или, по словам Ульпиана, те, кто «добросовестно» находились в положении рабов (то есть считали себя рабами, и господин считал их своими рабами), будь то свободные люди, или чужие рабы, или те чужие рабы, на которых имелся узуфрукт (Dig.XIV.4.2.4). Следовательно, нужно понимать, что торговое предприятие находилось у подвластных в пекулии.

В любом случае круг обязанностей такого раба был достаточно широк:

• он занимался торговлей различными товарами, например: готовым платьем, полотном (Dig.XIV.5.5.15) или даже рабами (Dig.XIV.4.1.1), причем количество лавок варьировалось, в независимости от того был ли одинаковым характер торговли в этих предприятиях (Dig.XIV.4.5.15-16).
• Назначал себе в помощь инститоров (речь о которых пойдет в следующей главе) (Dig.XIV.4.5.3) или счетоводов (Dig.XIV.4.5.16); особенно это было актуально в ситуации, когда лавки располагались на достаточно удаленном друг от друга расстоянии (там же).
• Занимался покупкой оборудования или рабов (Dig.XIV.4.5.13-14).
• Но самое главное, он находил кредиторов для своего дела и заключал с ними договоры (Dig.XIV.4.5.15).

Из вышесказанного можно сделать вывод, что при умелом ведении дел хозяин таберны мог быстро разбогатеть и значительно приумножить имущество господина, ведь у нас есть указания на то, что раб, занимающий эту должность, мог иметь в своем пекулии не только оборудование и рабов, купленных на вырученные средства, но и золото и серебро, приобретенные путем торговли (Dig.XIV.4.5.13-14). Однако, несмотря ни на что, раб оставался рабом, и, следовательно, по всем искам, вытекающим из его договоров, отвечал господин. В данном случае имеются в виду трибуторный иск (actio tributoria) и иск относительно пекулия (actio de peculio), каждый из которых будет рассмотрен ниже.

Аctio tributoria (иск о разделе имущества, находящегося у подвластного лица в связи с его торговлей):

“Если раб с ведома господина ведет торговлю, используя товары, входящие в пекулий, и с ним на этом основании будет заключен договор, то претор выносит решение о том, что все заключающееся в этих товарах и взятое из них должно быть распределено между господином (раба), если он имеет требование, и прочими кредиторами в соответствующих частях” (Inst.I.4.7.3).

Прежде всего следует разобраться в формулировке эдикта. В данном случае нужно понимать, что понятие «раб», как это было сказано выше, включает в себя в том числе и лиц, по заблуждению выполняющих обязанности раба; слова же «с ведома господина» означают, что «…он знает, но не делает публичного заявления и не говорит против…» (Dig.XIV.4.1.3). А фраза «товары, входящие в пекулий» не должна трактоваться в том же смысле, что и собственно «пекулий» - ведь Ульпиан говорит: «Пекулий понимается как то, что остается за вычетом долга господину, а товары, входящие в пекулий, обязывают господина отвечать по иску о разделе имущества, находящегося у подвластного лица в связи с его торговлей, если бы ничего и не было в составе пекулия, только бы раб вел торговлю с ведома господина» (Dig.XIV.4.1.2).

Из вышесказанного можно сделать выводы, что не весь пекулий входил в имущество, подлежащее разделу, но лишь то, что относилось к торговле, будь то товары, или цена товаров, которая была получена и обращена в пекулий; или оборудование, или рабы, или золото и серебро, приобретенные на средства, полученные от торговли; или долг, относящийся к торговле, на лицах, которым раб продавал товары (Dig.XIV.4.5.11-14). Но, с другой стороны, господин лишался «привилегии вычета (причитающегося ему из имущества, подлежащего разделу)» (Dig.XIV.4.5.7). То есть, если раб был должен господину, последний призывался к участию в разделе, как посторонний кредитор (Dig.XIV.4.1.pr), и, соответственно, мог получить свою долю не в полном размере, но лишь «…сообразно с размером долга каждому» (Dig.XIV.4.5.19). Поэтому, чтобы как-то улучшить положение господина, ему дозволялось принимать участие в разделе, “…из какого бы основания не возник долг ему, и не важно до начала торгового предприятия или после задолжал ему раб”(Dig.XIV.4.5.7). В то время как, исходя из формулировки эдикта, посторонние кредиторы могли подать трибуторный иск, лишь вытекающий из договора, заключенного на основании ведения подвластным лицом торговли.

Теперь перейдем к рассмотрению самой процедуры раздела имущества. Ее мог осуществлять сам господин, если он был согласен “…принимать на себя эти тяготы…” (Dig.XIV.4.7.1), в противном случае претор назначал по этому делу арбитра (там же). Как было сказано выше, раздел производился сообразно с размером долга каждому кредитору, причем не имело значения, кто из них раньше подал иск, поскольку даже если человеку, первому подавшему иск, присуждалась «…его часть (требование) целиком..», он все равно обязывался отказаться от соответствующей части полученного им, в случае если появлялись другие кредиторы (Dig.XIV.4.5.19), или всплывал «…какой-либо другой долг господину…» (Dig.XIV.4.7.pr). Все кредиторы призывались к разделу только того торгового предприятия, для которого они давали деньги, так как, по словам Ульпиана, они скорее кредитовали именно предприятие, “… а не самого (раба)…” (Dig.XIV.4.5.15), и в таком случае одни не получали возмещения из чужих операций или торговли, а другие не терпели ущерба (Dig.XIV.4.5.16). Причем не имело значения, был ли одинаковым или различным характер торговли в этих предприятиях (Dig.XIV.4.5.15-16).

Римские юристы старались всячески оградить кредиторов, подавших трибуторный иск, от «злого умысла» господина. Поэтому, в случае определенных противоправных действий господина при разделе имущества, должен был даваться иск против него, по которому он обязывался предоставить кредиторам «…столько, насколько имущество, подлежащее разделу, стало меньше по сравнению с тем, что был должен (подвластный)» (Dig.XIV.4.7.2). Это делалось в тех ситуациях, когда:

из-за «злого умысла» господина раздел не происходил, даже когда претор назначил арбитра (Dig.XIV.4.7.2);

• господин уменьшал размер подлежащего разделу имущества, зная, что раб использовал его в торговых операциях (там же);
• или же господин уменьшал размер имущества, не зная, что раб его использовал, но по выяснении дела не подвергал это имущество разделу (там же).
• Господин, зная, что имущество подлежит разделу, делал «…так, чтобы за счет этого торгового предприятия ему была произведена уплата…» его долга (там же).
• Господин допускал гибель товара, присваивал его или продавал дешевле оговоренной цены (Dig.XIV.4.7.3).

Кроме того за «злой умысел» наказывались даже малолетние, если они находились в том возрасте, что были способны к противоправному умыслу (Dig.XIV.4.3.2), или если они, став взрослыми, допускали злой умысел. Тоже считалось в отношении безумных, которые обрели здравый ум (Dig.XIV.4.4.pr). Хотя, с другой стороны, малолетние и безумные ограждались от противоправных действий их попечителей, поэтому, если имелся “злой умысел” опекуна, опекаемый должен был “…нести ответственность по иску о разделе имущества, находящегося у подвластного лица в связи с его торговлей, настолько, насколько он обогатился…” от этого умысла, “…если только что-либо к нему попало” (Dig.XIV.4.3.1).

Причем этот иск («о разделе имущества, находящегося у подвластного лица в связи с его торговлей, если имел место злой умысел» (Dig.XIV.4.7.3)) являлся неограниченным по времени предъявления, и давался даже «…против наследника (домовладыки), но только в размере его собственного обогащения…» (Dig.XIV.4.7.5). И даже после смерти раба домовладыка, а так же его наследник должны были нести “…не ограниченную временем ответственность за совершенное умершим…” (Dig.XIV.4.8.pr).

Однако, если “злого умысла” не было, господин или его правопреемник (Dig.XIV.4.9.pr) не несли ответственности после смерти раба, а в случае смерти домовладыки наследник отвечал по трибуторному иску, лишь если он обогатился от этой торговли или поступал злоумышленно (Dig.XIV.4.9.2).

Но перейдем к рассмотрению конкретных примеров того, когда против господина мог быть подан трибуторный иск.

Итак, следуя формулировке эдикта, он давался на основании договора, заключенного с рабом, ведущим с ведома господина торговлю товарами, входящими в пекулий. Также в случае, если сделка с ведома господина заключалась с помощником хозяина таберны (то есть с управляющим) (Dig.XIV.4.5.1).

Если у раба было несколько хозяев, и каждый знал о том, что раб вел торговлю, иск можно было подать против любого из них (Dig.XIV.4.3.pr). А если один один из хозяев знал, а другой нет, то иск должен был даваться против того, кто знал, однако полностью за вычетом того, что раб был должен тому, кто не знал (там же).

Однако, Ульпиан говорит, что господин в любом случае мог отрицать, что имелась задолженность кому-либо, и в этом случае следовало рассмотреть, « …уместен ли иск о разделе имущества, находящегося у подвластного лица в связи с его торговлей» (Dig.XIV.4.7.4). Хотя далее он все же соглашается с мнением Лабеона, что предъявление трибуторного иска все равно уместно, хотя господину и «…послужит на пользу отрицание» (там же).

Actio de peculio (иск относительно пекулия). Этот иск уже рассматривался нами в главе первой, поэтому прежде чем рассмотреть конкретные случаи, когда он применялся против господина, чей раб был хозяином таберны, следует лишь еще раз подчеркнуть его главные отличия от трибуторного иска:

при трибуторном иске разделу подлежало только то, что входило в состав товаров, которыми шла торговля, и что было получено в связи с ней, а при иске относительно пекулия принималась во внимание вся стоимость пекулия, в который включались и товары (Dig.XIV.4.11.pr);

однако, как было сказано выше, при иске о пекулии, из пекулия в полном объеме вычитался долг раба господину.

Трибуторный иск можно было предъявить только в том случае, если господин знал, что его раб ведет торговлю, а иск относительно пекулия, даже, если раб делал это без ведома этого господина (Dig.XIV.4.3.pr).

Трибуторный иск не делал лучшим положение первого завладевшего, как это происходило при иске о пекулиии, но устанавливал равное положение всех, когда бы они не предъявили иск (Dig.XIV.4.6.pr).

Иском относительно пекулия можно было судиться даже с покупателем раба, а иском о разделе имущества, находящегося у подвластного лица в связи с его торговлей, - нельзя (Dig.XIV.4.10.pr).

Но при этом трибуторный иск можно было предъявлять господину без ограничения во времени (Dig.XIV.4.8.pr), а иск относительно пекулия лишь в течение года (Dig.XIV.1.4.4).

Итак, иск относительно пекулия, против господина, раб которого вел торговлю товарами входящими в состав этого пекулия, имел силу, когда:

договор был заключен с помощником хозяина таберны без ведома господина, но с ведома назначенного им раба (то есть самого хозяина таберны) (Dig.XIV.4.5.1). В этом случае иск давался относительно пекулия помощника раба, без вычета того, что он должен был хозяину таберны, но с вычетом его долга господину (там же).

Иск подавался против хозяина раба (в случае, если хозяев было несколько), который не знал, что его раб ведет торговлю (Dig.XIV.4.3.pr). В такой ситуации из пекулия этого раба вычитался не только его долг тому господину, который не знал, но и долг тому, который знал, «…и также в полном объеме» (там же)…

Надо сказать, что можно было бы привести еще достаточно большое количество примеров, но, в конечном счете, это все равно не имело бы смысла, ведь кредитор в большинстве случаев мог сам выбирать, каким из двух исков он хотел воспользоваться «…для отыскания своих прав перед судом», лишь с тем ограничением, что когда он делал выбор, для него уже не было возврата к другому иску (хотя при этом, если были на то основания, он мог одновременно по одному делу подать трибуторный иск, а по другому – иск относительно пекулия (Dig.XIV.4.9.1)).

В заключение, хотелось бы сравнить раба-хозяина таберны с рабом-судовладельцем. С одной стороны, их положение представляется нам очень похожим: они оба имели некое предприятие в пекулии, оба могли заключать договоры от лица своего господина и назначать управляющих, и по договорам обоих нес ответственность их господин, но, с другой стороны, именно степень этой ответственности указывает на кардинальные различия между ними. Если по большинству исков, связанных с деятельностью судовладельца, господин отвечал в полном объеме (так как лишь в редких случаях, к нему предъявлялся иск относительно пекулия вместо экзерциторного иска), то, в отношении хозяина таберны, его ответственность ограничивалась только размером пекулия (при чем, при трибуторном иске он даже имел права требования части имущества в качестве возврата долга наравне с другими кредиторами, а при иске относительно пекулия, долг ему вообще полностью вычитался из имущества подлежащего разделу). Удивляет также объем информации, касающейся деятельности хозяина таберны (взять хотя бы статьи о безумных и малолетних) по сравнению со сравнительно небольшим количеством статей о судовладельцах. Возникает закономерный вопрос о причине таких различий. Но, к сожалению, текст Дигест не может дать нам точного ответа. И как мы увидим дальше, в вопросе об ответственности хозяин таберны вообще будет стоять особняком среди рабов, занимающих должности либо судовладельца, либо управляющего кораблем, либо инститора.

Глава 4. Раб-инститор

Как было сказано в предыдущей главе, хозяин таберны часто назначал инститоров для заведования торговым предприятием. Данная глава будет посвящена деятельности рабов-инститоров, и это позволит нам увидеть, что их положение было очень похожим на положение управляющих кораблем, но, в свою очередь, будут и отличия.

Итак, как и во всех вышеперечисленных случаях, инститором мог быть «… мужчина или женщина, свободное лицо или раб – свой или чужой…» (Dig.XIV.3.7.1). Помимо этого, Ульпиан говорит: «Также (имеет малое значение), кто назначил заведующего; ибо если назначила женщина, то возникает иск, вытекающий из назначения заведующего [иными словами, инститорный иск, речь о котором пойдет ниже] по образу иска, вытекающего из назначения капитана корабля, и если назначена женщина, то несет ответственность она сама. Но и в случае, если назначена подвластная дочь или рабыня, полагается иск, вытекающий из назначения управляющего» (там же). Мало того, инститором мог быть и несовершеннолетний и, по словам Гая, так бывало очень часто (Dig.XIV.3.8.pr), но в этих случаях действовал тот же принцип, что и в ситуации с управляющим кораблем, то есть ответственность за абсолютно все проступки инститора нес тот, кто его назначил (Dig.XIV.3.7.pr).

Круг деятельности управляющих был очень широк, ибо, исходя из текста Дигест, инститорами следовало называть тех, кто был назначен для заведования лавкой (Dig.XIV.3.3.pr), постройкой дома или покупкой зерна; «… для дачи денег под проценты, для обработки полей, для торговли и закупочных операций” (Dig.XIV.3.5.2); для управления меняльной лавкой (Dig.XIV.3.5.3) или домом, в котором сдавались помещения (Dig.XIV.3.5.pr). Управляющими являлись и те, кого “по простому” называли “разносчиками” (например, люди, которым продавцы готового платья или ткани давали одежду для торговли ею вразнос) (Dig.XIV.3.5.4;9); и погонщики мулов (Dg.XIV.3.5.5); и конюхи (Dig.XIV.3.5.7); и даже в определенных случаях помощники похоронных дел мастеров, в чьи обязанности входило лишь “…омовение и умащение благовониями усопших…” (Dig.XIV.3.5.8). Инститором также следовало считать раба, которого торговец отправлял за границу для приобретения товаров и отсылки их ему (Dig.XIV.3.5.7), или человека, которого сукновал, уезжая куда-либо, просил руководить его учениками в мастерской (Dig.XIV.3.5.10). Иными словами, управляющим назывался тот, кто заведовал ведением чужих дел (Dig.XIV.3.3.pr), но при этом, Ульпиан ставит главное условие о том, чтобы этот человек мог заключать с кем-либо договоры от лица хозяина данного торгового предприятия, иначе, по словам юриста, он занимал бы место «…скорее сторожа, чем заведующего…» (Dig.XIV.3.11.6).

Следовательно, на основании этих договоров должны были предъявляться иски к тому, кто назначил данного инститора (или же к господину того, кто его назначил), а значит, и получал выгоду от его деятельности (Dig.XIV.3.1.pr). Причем отвечал хозяин таберны в полном объеме (Dig.XIV.3.5.1), основание иска не изменяло также место совершения сделки (Dig.XIV.3.4.pr), и давался этот иск без ограничения времени «…и против наследника, и наследникам» (Dig.XIV.3.15.pr). Помимо этого, человек должен был отвечать по инститорному иску, даже если:

• договор с управляющим был заключен ранее принятия этим человеком наследства (Dig.XIV.3.5.18), даже в том случае, когда
• наследник не знал о заключении этого договора (там же); или
• являлся сумасшедшим (Did.XIV.3.17.3); или

он, будучи наследником, того, кто назначил управляющего (который оставался на этой должности на момент принятия наследства), являлся несовершеннолетним (Dig.XIV.3.11.pr), ведь, по словам Ульпиана, инститор «… должен был быть отстранен попечителями, если они не желали пользоваться его услугами» (там же). Это мнение одобряет и Павел, который в свою очередь говорит, что иск должен был даваться «…против юноши, из-за выгоды от общего (с отцом) использования услуг управляющего» (Dig.XIV.3.17.2). Тем более и Помпоний, защищая контрагентов, пишет: “Ведь нельзя ставить в вину тому, кто, зная, что господин умер, заключает договор с управляющим, занимающимся торговлей” (Dig.XIV.3.17.3).

Его прокуратор, попечитель или опекун назначил управляющего (Dig.XIV.3.5.18), правда, в этом случае, и против самого прокуратора должен был даваться этот иск (Dig.XIV.3.6.pr). При чем этот человек должен был отвечать, даже будучи несовершеннолетним, и в том случае когда

• после смерти, попечителя, с санкции которого был назначен управляющий, с тем был заключен договор (Dig.XIV.3.17.1).
• Этот человек, будучи несовершеннолетним, сам назначил инститора, но сделал это с соизволения опекуна (Dig.XIV.3.9.pr); но даже в том случае, когда
• он назначал управляющего без соизволения опекуна, против него все равно постольку давался иск, «…поскольку он обогатился от этой сделки» (Dig.XIV.3.10.pr).

Однако, если тот, кто назначил управляющего, был младше 25 лет, он мог воспользоваться поблажкой, связанной с возрастом (Dig.XIV.3.11.1).

Но логично предположить, что, отвечая в полном объеме по договорам управляющих, хозяин таберны должен был иметь возможность контролировать и ограничивать их деятельность. И, действительно, Ульпиан говорит: «Не по всем, однако, сделкам, заключенным с управляющим, возлагается обязательство на того, кто назначил управляющего, но лишь в тех случаях, когда договор был заключен в связи с тем делом, которое было поручено управляющему…» (Dig.XIV.3.5.11). То есть мы наблюдаем ту же ситуацию, что и в отношении судовладельца и управляющего кораблем, правда, если в том случае мы могли лишь предполагать, что такое ограничение накладывалось путем вывешивания объявления, то сейчас можно руководствоваться более точными указаниями на этот факт. И хотя в Дигестах говорится, что, если было обнародовано объявление, что с данным лицом не могли быть заключены сделки, то это лицо не должно рассматриваться «…как назначенное для руководства каким-либо делом» (Dig.XIV.3.11.2), но, однако, далее там делается вывод, что “впрочем, тот, кто произвел назначение (управляющего), обязывается самим фактом назначения” (там же). Тем более инститор таким образом мог быть ограниченным в заключении не всех, но лишь определенного вида сделок, например, если хозяин таберны хотел, чтобы “…договоры заключались…лишь определенного содержания, или с привлечением какого-либо лица, или под залог, или для определенного дела” (Dig.XIV.3.11.5).

Итак, под словами “обнародовать объявление” в Дигестах понимается то, что это должно было быть написано “ясными буквами”, так, чтобы можно было хорошо прочесть с поверхности земли, и вывешено перед лавкой или у входа в то место, где происходило совершение сделок, “…не в отдаленном месте, а в месте, которое находится перед глазами” (Dig.XIV.3.11.3). Объявление должно было быть написано греческими или латинскими буквами, в зависимости от условий данной местности – так, чтобы никто впоследствии не мог оправдаться незнанием букв. Следовало также следить, чтобы объявление было вывешено постоянно и не портилось вследствие ветхости или дождя (Dig.XIV.3.11.4). Потому что, если договор заключался в момент, когда оно “…не было вывешено или так как оно не было ясным”, то подлежал осуществлению иск, вытекающий из назначения управляющего. Однако, если тот, кто заключил договор “…сказал бы, что он не знает букв или не заметил того, что вывешено, тогда как многие люди это читали и тогда как это объявление было вывешено, то такое лицо не должно… ” было быть выслушиваемо (там же). И даже, если сам инститор для введения контрагента в обман, снимал объявление, то его умысел шел во вред тому, кто его назначил, разве что контрагент не являлся соучастником инститора в умысле (там же).

Из вышесказанного можно сделать вывод, что человек отвечал по инститорному иску, лишь когда:

• его управляющий задолжал по делу, для которого он и был назначен, например, если хозяин таберны вменил ему распродажу товаров, то в силу действий инститора, к хозяину могли быть предъявлены иски, вытекающие из покупки (Dig.XIV.3.5.12).
• Его управляющему одолжили деньги для внесения арендной платы за лавку, если (по закону) ему не было запрещено брать взаймы (Dig.XIV.3.5.13). Причем не имело значения, мог ли кредитор доказать, что управляющий «…взял взаймы для целей торгового предприятия» или нет (Dig.XIV.3.13.pr).
• Его управляющий принял залог для обеспечения уплаты цены, и не возвращает его (Dig.XIV.3.5.15).
• Договор был заключен с его виликом, который был назначен не только для, например, сбора плодов, но и для отчуждения товара (Dig.XIV.3.16.pr).

Причем этот иск можно было предъявить не только к лицу, которое назначило управляющего, но и к лицу, которое поручилось за управляющего, “ведь у него добавочное обязательство в отношении этого дела” (Dig.XIV.3.5.16). Однако, если сам хозяин таберны, наоборот, извещал контрагента, чтобы тот не доверял его управляющему, то в случае, если договор все-таки заключался, хозяин таберны должен был отвечать лишь в размере собственного обогащения от свершения этой сделки (Dig.XIV.3.17.4). Но если в такой ситуации он все-таки отказывался произвести уплату в размере собственного обогащения, то контрагент мог предъявить иск со ссылкой на «злой умысел» (подобный иск рассматривался в главе 3), так как имело место получение прибыли за счет чужого убытка (Dig.XIV.3.17.4-5).

Кроме того, были случаи, когда к хозяину таберны могли предъявляться сразу несколько исков. Например, если управляющий был назначен для осуществления покупок и продаж рабов, или вьючных животных, или домашнего скота, то против того, кто его назначил, могли даваться инститорный иск и в полном объеме иск о расторжении купли-продажи (при обнаружении недостатков купленной вещи) или иск, «…вытекающий из обещания… продавца уплатить покупателю двойную или обычную цену вещи (в случае ее отсуждения третьим лицом)» (Dig.XIV.3.17.pr). Но с другой стороны, были иски, которые «в силу общих принципов права» неуместно было предъявлять одновременно с инститорным иском, например иск, о разделе имущества, находящегося у подвластного лица в связи с его торговлей (Dig.XIV.3.11.7). Тем более трибуторный иск, вытекающий из договора с управляющим, не мог иметь места, если торговое предприятие находилось не в пекулии хозяина таберны, а непосредственно во владении домовладыки (там же).

Но, важно сказать, что, как и в случае с управляющим кораблем, инститор тоже не оставался безнаказанным, ведь Ульпиан говорит: «Если кто-либо имел в качестве управляющего своего собственного раба, то он может быть огражден приобретенными тем исками. Если (он имел управляющим) чужого раба или же свободного человека, то у него (хозяина) отсутствует иск. Однако к самому управляющему или к его господину иск может быть предъявлен на основании договора поручения или на основании ведения чужих дел (без поручения)» (Dig.XIV.3.1.pr).

Действие этого закона можно рассмотреть на том же примере, что был разобран во второй главе в отношении управляющего кораблем. То есть при заключении господином договора со своим рабом, выступающим в роли управляющего другого лица, господину принадлежал инститорный иск к хозяину таберны, но последнему, в свою очередь, принадлежал иск к господину, вытекающий из договора найма его раба. В Дигестах говорится и о более сложном в юридическом отношении случае – когда хозяин таберны нанимал у раба человека услуги его викария (то есть помощника раба), и делал этого викария инститором своего торгового предприятия. И если этот викарий продавал товар господину своего ординария, то господину принадлежал инститорный иск к хозяину таберны, а хозяину таберны против господина – или иск относительно пекулия ординария, если он хотел действовать из договора найма, или иск относительно пекулия викария, так как ему была поручена продажа. И цена, за которую господин купил товар, могла рассматриваться как обогащение господина от сделки, совершенной подвластным, так как господин становился должником своего раба (Dig.XIV.3.11.8;12.pr). Кроме того, котрагент мог сам выбирать: хотел ли он судится с лицом, которое назначило управляющего, или с самим управляющим (или его господином) (Dig.XIV.3.17.1). Но, если хозяин таберны запретил заключать договоры с инститором, то можно было судиться только с самим инститором (или его господином) (там же).

Как, и в случаях с судовладельцем, управляющим кораблем и хозяином таберны, раб-инститор мог иметь несколько хозяев. И в такой ситуации действовали подобным образом, что и вышеописанных ситуациях. То есть, если двое или несколько содержали лавку и назначили управляющим раба, который принадлежал им в неравных частях, то к каждому из них мог быть предъявлен иск в полном объеме. Ведь что бы ни предоставил тот, к кому был предъявлен иск, он мог впоследствии истребовать это от остальных путем иска, вытекающего из товарищества, или иском о разделе общего имущества (Dig.XIV.3.13.2). Тот же принцип действовал, если управляющим они назначали чужого раба (Dig.XIV.3.14.pr). А везде, где иск, вытекающий из договора товарищества или из раздела общего имущества, не применялся, каждый должен был присуждаться к уплате соразмерно своей доле общего имущества. Например, «…если тот, чьему рабу был предоставлен кредит, назначив двух наследников, отпустил раба на волю. Ведь каждый из наследников соразмерно своей части должен быть призван к суду, поскольку между ними…» не мог применяться иск о разделе общей собственности (там же).

Из всего вышесказанного, становится ясно, что положение инститора действительно очень походило на положение управляющего кораблем. Так как оба лишь управляли предприятием, при этом ни имея в своем пекулии даже товаров этого предприятия, оба могли заключать договоры от лица того, кто их назначил, даже являясь рабами другого человека, и за деятельность обоих, как впрочем, и судовладельца, ответственность была полной. Причем деятельность обоих могла была быть ограниченной тем, кто их назначил, и хотя в статьях об управляющих кораблем не говорится, что это делалось именно путем вывешивания объявления, но так как другого способа там не предлагается, очевидно, и в этом между ними было сходство. Однако, о деятельности инститоров в Дигестах имеется гораздо больше информации, чем о деятельности управляющих кораблем, поэтому там, где разбираются какие-либо случаи, связанные с инститорным иском, мы можем лишь предполагать, что так же следовало поступать и в отношении предъявления экзерциторного иска (взять хотя бы проблему с «вывешиванием объявления»).

Заключение

Таким образом, проанализировав все вышесказанное, можно сказать, что в античном Риме существовали различные формы эксплуатации рабов, некоторые из которых сильно отличались от классических. Одной из таких «неклассических форм» было использование раба в качестве главы торгового предприятия. Однако, положение данных рабов тоже не было одинаковым. В частности, в одну группу, можно включить управляющих – инститора и управляющего кораблем - которые хотя и заведовали торговым предприятием и могли жить достаточно свободной жизнью, но оставались в более сильной зависимости от того, кто их назначал, чем те рабы, которые имели предприятие в пекулии. Деятельность управляющих могла быть легко ограничена, а по всем искам, вытекающим из их договоров, лица, назначившие их, отвечали в полном объеме (управляющие могли абсолютно ничего не иметь (в пекулии) – а, следовательно, все иски в размере пекулия были неуместны). В другую группу, в таком случае, будет отнесен хозяин таберны. Именно его положение менее всего напоминало положение классического раба. Ведь, можно сказать, что пекулий в относительном смысле был его собственностью (несмотря на полное право господина отобрать его в любой момент, в случае успешного ведения дел рабом такое случалось достаточно редко, и господину отходила лишь часть прибыли). Деятельность хозяина таберны не была ничем ограничена, а по, сделкам, ответственность была в размере пекулия (то есть «как бы» собственности). Самой загадочной, в таком случае, для нас остается фигура судовладельца. Ведь, с одной стороны он, как и хозяин таберны, мог назначать управляющего, деятельность судовладельца не была ни чем ограничена и т.п., но, с другой стороны, из-за ответственности господина за его действия в полном объеме судовладелец находился в схожем положении с управляющим. И здесь решающим фактором для нас мог бы послужить вопрос о пекулии, но в Дигестах ничего конкретно не сказано о том, было ли судно у него в пекулии или нет. Поэтому нам оставалось лишь предполагать, что это было действительно так, ведь

• во-первых, Дигесты, как говорилось выше, представляют собой казуальное право, и многое в них могло быть просто упущено из виду (например, как вопрос о том, каким образом ограничивалась деятельность управляющего кораблем).
• Во-вторых, многое значат и отмеченные выше сходные черты его положения с положением хозяина таберны, в переводе Дигест его даже называют подобным образом - «хозяином корабля».

Но все равно нужно понимать, что это было лишь предположением.

Как бы то ни было, ясно, что все рабы, поставленные во главе торгового предприятия, занимали привилегированное положение по сравнению с обычными рабами, а формы их эксплуатации указывают на то, что господский гнет постепенно уменьшался, и многие Римские граждане начинали видеть в рабах – личность. Однако, следует понимать, что, с одной стороны, появление и распространение новых возможностей использования подневольного труда «…отличных от, так сказать, классических форм эксплуатации рабов вело к их расслоению, к сближению какой-то их части со свободными, но, с другой стороны, обуславливало втягивание масс свободных в сферу действия рабовладельческих отношений…»[18]

Список использованной литературы

Источники:

1. Дигесты Юстиниана / Пер. И.С. Перетерского. М., 1984.

2. Дигесты Юстиниана / Под ред. Л.Л. Кофанова. М., 2002.

Литература:

1. Дождев Д.В. Методологические проблемы изучения римского права: индивид и гражданское общество // ВДИ. 2003. №2.

2. Покровский И.А. История римского права. СПб., 1999.

3. Штаерман Е.М., Трофимова М.К. Рабовладельческие отношения

в ранней римской империи (Италия). М., 1971.