Пребывание Государя в Москве. Ноябрь и декабрь

В ноябре Государь вторично отправился в Москву, но уже вместе с Императрицей, с Великим Князем Сергеем Александровичем и Великой Княжной Марией Александровной, притом на более продолжительное время. Выехав из Царского Села 10-го ноября, в субботу, рано утром, Их Величества прибыли в белокаменную в 10 '/2 часов вечера. На другой день, 11-го числа, в воскресенье, после обедни в дворцовой церкви, происходил большой выход в Кремлевском дворце, обычное шествие с Красного крыльца в соборы и развод в манеже (экзерциргаузе) от лейб-гренадерского Екатеринославского Е.В. полка.

Первую неделю в Москве Их Величества провели в домашнем своем кругу, вследствие легкого нездоровья Императрицы; только небольшое число лиц приглашалось к обеду во дворец. Но во второе воскресенье, 18-го числа, утром после обедни происходил во дворце большой прием московского дворянства и съехавшихся в Москву дворянских предводителей других губерний. В числе московских дворян явились князь Александр Сергеевич Меньшиков, московский военный генерал-губернатор Пав<ел> Алекс<е-

417

евич> Тучков, обер-гофмаршал граф Андрей Петр<ович> Шувалов, князь Василий Андреевич Долгоруков, Серг<ей> Павл<о-вич> Шипов, Мих<аил> Алекс<андрович> Офросимов (начальник резервов армейской пехоты) и много других из высших чинов. Прием происходил в Андреевском зале. Государь, войдя в зал вместе с Императрицей, обратился к собранию дворян с речью, в которой выразил полное свое доверие к преданности этого сословия, к его единодушной готовности поддержать правительство для блага отечества и т.д. Речь эта, конечно, была приветствована возглашением «ура»; затем Их Величества подходили поочередно ко многим из присутствовавших дворян и беседовали с ними довольно долго. Вообще в этот приезд в Москву замечалось более обыкновенного желание Государя, так сказать, задобрить дворянство, устранить то охлаждение, которое было последствием освобождения крестьян и других реформ последнего времени.

21-го числа дан был во дворце большой обед, к которому были приглашены все местные власти и предводители дворянства, а на другой день утром происходил большой прием дам и разных чинов гражданских и военных; затем 23-го числа прием московского купечества, а 24-го — большой обед во дворце для разных почетных лиц.

В воскресенье, 25-го ноября, после обедни Государь принимал в Георгиевском зале городских голов, волостных старшин и сельских старост Московской губернии. Приняв от них поднесенные хлеб-соль и затем выступив на средину зала, Его Величество обратился к представителям крестьянства с речью, в которой между прочим сказал: «Я дал вам свободу; но помните — свободу законную, а не своеволие. Поэтому я требую от вас прежде всего повиновения властям, мною установленным...» На эти слова отозвались несколько голосов: «будем слушаться...» Государь продолжал свою речь в том же смысле наставления крестьянам, чтобы точно отбывали повинность, исполняли свои обязанности и скорее составляли уставные грамоты, не ожидая никакой «новой воли».

В этот же день прибыл в Москву с Кавказа принц прусский Альбрехт. Государь принял его весьма радушно и пожаловал ему орден Св. Георгия, так что на другой день, 26-го ноября, на торжестве Георгиевского ордена, принц участвовал в шествии с прочими кавалерами нашего военного ордена, а в следующие два дня, 28-го и 29-го ноября, присутствовал на военных смотрах: в первый день — двум гренадерским полкам (Киевскому и Таври-

418

ческому), а во второй — сводному дивизиону из третьих эскадронов обоих гусарских полков 7-й кавалерийской дивизии (Нарвского и Митавского), 2-й гренадерской артиллерийской бригаде и Московскому батальону внутренней стражи.

30-го ноября в Кремлевском дворце дан большой бал, на который приглашено было более 1000 лиц. В числе присутствовавших на бале были: принц Альбрехт и прусский посланник граф Гольц, приехавший в Москву для представления своих отзывных грамот, по случаю перемещения его в Париж*.

На другой же день после бала принц Альбрехт, вполне довольный оказанным ему радушием со стороны Государя, выехал в Петербург, где пробыл несколько дней. Удостоив меня своим посещением, он восхвалял мне кавказские войска и все виденное им на Кавказе, высказывал неоднократно в самых теплых выражениях свою признательность за все оказанные ему в России знаки внимания **. Принц возвратился чрез Вержболово в Берлин 9/21-го декабря.

4-го декабря прибыл в Москву Наследник Цесаревич Николай Александрович в сопровождении генерал-адъютанта графа Серг<ея> Григ<орьевича> Строганова и флигель-адъютанта полковника Рихтера.

С самого отъезда Государя в Москву моя боль в ногах так усилилась, что я должен был некоторое время оставаться безвыходно дома, в полулежачем положении. Припоминаю, что по этому случаю я удостоился посещения Наследника Цесаревича. Это был прелестный юноша, отлично воспитанный и образованный. Преподаватели его отзывались с большими похвалами об его любознательности, прилежании и благодушии. Он рос и воспитывался под ближайшим влиянием матери, передавшей ему свои прекрасные качества ума и души. Воспитатель и попечитель Его Высочества генерал-адъютант граф Серг<ей> Григ<орьевич> Строганов доставил мне потом случай бывать у Цесаревича, беседовать с ним и сообщать ему сведения о важнейших реформах, предположенных по военному ведомству. Наследник Цесаревич относился ко мне весьма любезно и внимательно.

* Далее в автографе зачеркнуто: «который был принят Государем в официальной аудиенции только 9-го декабря». (Прим. публ.)

** Впоследствии принц прислал мне экземпляр изданного им путешествия под заглавием: «Im Caucasus. 1862». Berlin, 1865.

419

По случаю смерти киевского генерал-губернатора и командующего войсками Киевского военного округа князя Иллар<иона> Иллар<ионовича> Васильчикова возник в это время вопрос о замещении обеих этих должностей. Соединение в одном лице власти гражданской и военной было в то время более чем когда-либо необходимо при тогдашних обстоятельствах в Западном крае. За отсутствием Государя я вошел в предварительные переговоры с министром внутренних дел относительно кандидатов на обе означенные должности; окончательное решение вопроса должно было последовать по личному докладу Государю статс-секретаря Валуева, который в то время собирался ехать в Москву, по случаю предстоявшего представления Его Величеству дворянства, городских голов и представителей крестьянского сословия. Прибыв в Москву, Валуев прежде всего, конечно, вошел в объяснения с князем Вас<илием> Андр<еевичем> Долгоруковым, который, по непонятной мне причине, восстал было против соединения в одном лице власти гражданской и военной, тогда как ему-то, шефу жандармов, более чем кому другому, следовало бы, напротив того, настаивать на единстве власти в главных центрах управления в крае, взволнованном мятежным движением. Перебирая разных кандидатов, князь Долгоруков и Валуев не могли остановиться ни на одном из имевшихся в виду лиц и полагали облегчить выбор назначением вместо одного лица на обе должности двух лиц — одного генерал-губернатором, другого — командующим войсками военного округа. А между тем, кроме замещения этих должностей в Киеве, шла речь также о смене генерал-адъютанта Назимова в Вильне. Статс-секретарь Валуев, как уже упоминалось, не ладил с Владимиром Ивановичем Назимовым и прочил на его место генерал-адъютанта графа Эдуарда Трофимовича Баранова, которого считал более всех других кандидатов соответствующим требованиям главного начальника в Западном крае — именно по его мягкости характера. В одном из писем ко мне из Москвы (от 16-го ноября) Валуев прямо высказал, что «в Западном крае нужна не сила, которой столько потрачено там без пользы генералом Бибиковым, но умение ладить и жить с людьми...»177 Но граф Баранов, как уже сказано, положительно отклонил всякое новое назначение на какую-либо должность; другого же валуевского кандидата — генерал-адъютанта князя Паскевича пришлось также исключить из списка потому, что этот отъявленный крепостник дулся и подал прошение об увольнении в бессрочный отпуск. Притом, и самое предположение Валу-

420

ева о смене генерала Назимова на этот раз не осуществилось. Государь, еще не усматривая в этом надобности, приостановился и решением вопроса о замещении должностей в Киеве, поручив статс-секретарю Валуеву, по возвращении в Петербург, еще переговорить со мною.

Немедленно же после происходившего 25-го ноября приема Государем городских голов и представителей крестьянства статс-секретарь Валуев выехал из Москвы, и 27-го числа я имел с ним свидание в Комитете министров. Но мы не могли прийти к соглашению. В тот же вечер министр внутренних дел отправил в Москву свой доклад, в котором указывал своих кандидатов отдельно на должность генерал-губернатора; я же, со своей стороны, двумя днями позже представил Государю свой доклад (от 29-го ноября), в котором выставил все неудобства и даже опасность разделения власти между двумя независимыми друг от друга лицами при тогдашнем положении дел в западных губерниях, объяснив притом, что предполагаемое министром внутренних дел и шефом жандармов разделение властей даже и не облегчает нисколько выбора кандидатов на обе должности, так как, при современных обстоятельствах, необходимо и в административном отношении, чтобы главным начальником края было лицо военное. В заключение своего доклада я указывал трех кандидатов на такую должность в Киеве: генерал-адъютантов Коцебу, Безака и Анненкова и в случае выбора первого из них предлагал заместить его в Одессе генерал-адъютантом бароном Александром Евста-фьевичем Врангелем.

Доклад этот был возвращен мне с такой резолюцией Государя, помеченного 1-го декабря: «Я совершенно разделяю твои мысли и остановил мой выбор на генерал-адъютанте Анненкове, за которым послал по телеграфу, чтобы с ним лично объясниться. Здесь я всеми войсками и всем, что видел, весьма доволен. Крайне сожалею, что здоровье твое не позволяет тебе прибыть сюда. Дай Бог, чтобы к возвращению моему я нашел тебя совершенно здоровым»178.

Итак, вопрос, наконец, разрешился назначением в Киев государственного контролера генерал-адъютанта Ник<олая> Ник-<олаевича> Анненкова. Это был человек вполне подготовленный к занятию такого поста, на котором требовалось соединение опытности в делах административных с условиями высшего начальствования войсками. Генерал Анненков с 1815 года по 1838-й служил в гвардии, сначала в Семеновском полку, потом командо-

421

вал Измайловским; а в 1835 году был назначен начальником штаба 6-го армейского корпуса, которого корпусная квартира находилась тогда в Москве. Император Николай I выбирал в начальники корпусных штабов не офицеров Генерального Штаба, а большей частью строевых, преимущественно из командиров полков или флигель-адъютантов, знатоков строевого дела и отличавшихся педантизмом в службе. Ник<олай> Ник<олаевич> Анненков вполне принадлежал к этой категории, хотя вместе с тем был человек образованный, благовоспитанный, с формами несколько изысканными, а в молодости он даже пописывал стихи. Служба в 6-м корпусе была тогда на виду: Государь ежегодно делал смотры войскам, расположенным в Москве и окрестностях; от них требовалась безукоризненная выправка. Такой начальник штаба, как Н.Н. Анненков, был совершенно на своем месте. В 1842 году прямо с этого места он попал в директоры канцелярии Военного министерства, а в 1848 году — в члены Государственного Совета. Во время Крымской войны он начальствовал в Новороссийском крае, составлявшем тогда базис действий обеих наших армий — и на Дунае, и в Крыму. Снабжение той и другой всеми потребностями представляло чрезвычайные затруднения. Генерал Анненков трудился деятельно и делал все, что было в его силах, хотя все-таки не избег нареканий и жалоб. С 1855 по 1862 год, в должности государственного контролера, он старался по возможности дать этой части высшего государственного управления действительное значение; но существенная заслуга, оказанная им в этой должности, та, что по его распоряжению командирован был за границу действительный статский советник В.А. Татаринов для изучения устройства контрольной части в других государствах. Этому счастливому распоряжению обязана Россия совершившимся коренным преобразованием нашей системы сметной, кассовой и отчетности. Анненков приготовил себе преемника, оказавшего важную услугу нашим финансам.

Назначение генерала Анненкова в Киев последовало 6-го декабря; замещение же должности государственного контролера было отложено до 1-го января.

Известия, ежедневно получаемые Государем из Вильны о ходе болезни фельдмаршала князя Барятинского, давали мало надежды на скорое его выздоровление. 12-го ноября посетили его Великий Князь Михаил Николаевич с супругой и сыном Николаем

422

Михайловичем, в проезд их из Петербурга в Варшаву. Их Высочества пробыли часа два у постели больного и нашли его крайне ослабевшим и исхудалым. Сам князь Барятинский чувствовал, что ему трудно будет когда-либо возвратиться к деятельной службе на Кавказе и в таком смысле написал письмо к Государю. Тогда, по поручению Его Величества, граф Александр Владимирович Адлерберг, который был всегда в отличных отношениях с князем Барятинским, отправился в Вильну, для личных с ним объяснений. Возвратившись оттуда в Москву, граф Адлерберг доложил Государю, что фельдмаршал окончательно решился просить увольнения от должности и что указал кандидата в преемники ему — Великого Князя Михаила Николаевича.

Немедленно же Его Высочество был вызван в Москву из Варшавы, где он намеревался провести недели две с Великим Князем Константином Николаевичем. Вместо того он поспешил выехать оттуда 20-го ноября и прибыл 23-го числа в Москву. Сделанное ему Государем предложение — занять место князя Барятинского на Кавказе Великий Князь принял с радостью, и 6-го декабря состоялось его назначение наместником кавказским и командующим кавказской армией, со всеми правами и властью, какие были присвоены его предместнику. Князю Барятинскому, при увольнении, пожалованы алмазные знаки ордена Св. Андрея, при весьма милостивом рескрипте, в котором было выражено сожаление о том, что тяжкая болезнь вынудила фельдмаршала оставить свой пост, на котором он в течение шести лет оказал столь важные заслуги.

Новый наместник, по возвращении из Москвы в Петербург, вторично отправился 13-го декабря в Вильну, чтобы посоветоваться с фельдмаршалом и получить от него некоторые указания. Болезнь удерживала князя Барятинского еще более месяца в Виль-не, откуда он выехал обратно за границу только 25-го января 1863 года.

Таким образом сошел со сцены этот блестящий любимец Царский, баловень счастья, соединявший в себе столько замечательных способностей и столько слабостей. Князь Барятинский не раз говорил мне (еще в то время, когда я был у него начальником штаба и когда его отношения ко мне были самые благодушные, почти дружеские), что для него не существует другого служебного положения, как только на Кавказе; что в Петербурге он чувствует себя не на своем месте. Когда же я возражал, что он может там иметь большое влияние на общий ход государственных дел

423

как близкий советник Царский, то он отвечал: «Нет, в Петербурге теперь все решается в советах, комитетах, совещаниях, в которых берет верх дар слова; теперь уже там есть мастера говорить. Впрочем, я уверен, что искусство ораторское будет у нас все более развиваться; я же, как вы знаете, не могу говорить; я конфужусь в самом небольшом собрании...» И действительно, мне часто приходилось дивиться тому, что человек, так высоко поставленный, человек с таким авторитетом и притом умеющий так смело и легко занимать своим разговором целый дамский «салон», приходил в совершенное смущение и терялся, когда попадал в какое-либо деловое совещание, хотя бы самого скромного состава. Но кроме этой своеобразной черты характера, была и другая, более существенная причина тому, что князь Ал<ександр> Ив<анович> Барятинский чувствовал себя неспособным играть видную роль в общих государственных делах: он не имел привычки к деловой работе, относился к делам слишком поверхностно; вел их как балованный вельможа, не входя в подробности и не останавливаясь на реальной почве. Вот почему в серьезных прениях он оказывался невооруженным, бессильным.

Впрочем, это черта довольно общая в среде высокопоставленных государственных людей известной категории. Другой выдающийся в этом отношении экземпляр — наш знаменитый государственный канцлер князь Александр Михайлович Горчаков.

6-го декабря, в день именин Наследника Цесаревича, происходил в Кремлевском дворце большой выход, а вечером дан московским дворянством блестящий бал. Выше уже сказано, что этот день ознаменовался двумя важными назначениями: Великого Князя Михаила Николаевича — на Кавказ и генерал-адъютанта Анненкова — в Киев. Кроме того, А.В. Головнин и М.Х. Рейтерн утверждены в должностях министров, объявлены и некоторые награды; в том числе начальник Кавказской гренадерской дивизии генерал-лейтенант барон Николаи получил звание генерал-адъютанта, которым однако же пользовался недолго, так как вскоре он оставил службу, уехал за границу и сделался траппистом.

Бывший министр государственных имуществ Мих<аил> Ни-к<олаевич> Муравьев, уволенный от этой должности в самом начале года (1-го января), оставался еще в двух других прежних должностях: председателя Департамента уделов и управляющего Межевым корпусом. Увольнение его от этих должностей последовало только 29-го ноября; новые же назначения на его место объявлены лишь 6-го декабря. Преемниками генерала Муравь-

424

ева были помощники его по обеим должностям: по Департаменту уделов — действительный статский советник Юлий Иванович Стенбок, а по Межевому корпусу — Генерального Штаба генерал-майор Иван Мих<айлович> Гедеонов, некогда бывший моим адъюнктом в Военной академии по преподаванию военной статистики.

Продолжительное пребывание Их Величеств в Москве придавало первопрестольной столице оживление, выходившее из обычного течения ее жизни. В городе не было других предметов разговора, кроме толков о том, что делалось при Дворе, где был Государь, что сказал и т.д. При этом, разумеется, воображение создавало целые легенды, рассказывались подробности небывалые и невозможные. Богатый материал для таких толков доставила большая охота на медведей и лосей, устроенная для Государя Московским обществом охотников 9-го и 10-го декабря в окрестностях Павловского посада, верстах в 60 от Москвы. Со своей стороны, Государь и Императрица с особенным благодушием выказывали городу свое внимание и расположение. Их Величества посетили Мещанское училище и городского голову Королева, у которого пили чай. Какая неисчерпаемая тема для городской болтовни!

В заключение Царского пребывания в белокаменной дан был 16-го декабря, в воскресенье, блестящий бал в Кремлевском дворце. 20-го числа, утром, Их Величества выехали из Москвы, при обычных криках «ура», и в 11 часов вечера того же дня прибыли в Петербург, где встречены были теми же криками. На станции Николаевской железной дороги собралось множество военных генералов и офицеров, гражданских чинов, дам. На платформе ожидали члены Царского семейства, высшие власти и почетный караул. От станции до Зимнего дворца весь путь был иллюминован и украшен флагами; по обеим сторонам улиц тянулись непрерывные полосы народа. Государь ехал в санях; Императрица с Наследником Цесаревичем — в карете. Все офицеры Кавалергардского полка и конной гвардии провожали верхом Царские экипажи.