Новый фазис в польских делах апрель, май, июнь

Пасха в 1862 году (8-го апреля) не ознаменовалась ничем в официальном нашем мире; обычные в этот день награды и назначения были отложены на 17-е апреля — годовщину рождения Государя. В этот день в Зимнем дворце происходил утром большой выход, а вечером — бал. Министр иностранных дел князь Горчаков получил звание государственного вице-канцлера; управлявший Министерством государственных имуществ генерал-лейтенант Зеленый утвержден в должности министра; генерал-адъютант граф Лидере назначен членом Государственного Совета с оставлением, однако же, за ним временного исправления должности наместника в Царстве Польском и главнокомандующего 1-й армией*.

На другой день, 18-го апреля, происходил осмотр Государем топографических и гидрографических работ Военного и Морского министерств в залах Зимнего дворца, а 20-го числа — так называемый «майский парад» на Марсовом поле**.Вслед за тем их Величества переехали в летнее свое местопребывание — Царское Село.

В это время получено было известие о смерти коменданта Петербургской крепости генерала от инфантерии Мандерштерна, умершего в Висбадене 19-го апреля. На его место назначен член Военного Совета инженерный генерал-лейтенант Сорокин — человек почтенный, кроткий, считавшийся в свое время хорошим инженером.

30-го апреля происходили похороны генерала от инфантерии Леонтия Васильевича Дубельта, — управлявшего в царствование Императора Николая 1-го третьим отделением Собственной Е.В. Канцелярии, т.е. тайной полицией***. В былые времена одно имя Дубельта приводило в трепет; чрез него же обделывались и вся-

* Далее в автографе зачеркнуто: «Самыми крупными наградами были: орден Св. Андрея барону Петру Казимировичу Мейендорфу, председателю Кабинета Е.В., Св. Владимира 1 ст. — обер-гофмаршалу графу Андрею Петровичу Шувалову и алмазные знаки Св. Александра Невского — московскому военному генерал-губернатору генерал-адъютанту Тучкову. По военному ведомству последовало большое производство в чины. Управлявший Морским министерством генерал-адъютант Краббе произведен в вице-адмиралы». (Прим. публ.)

** Далее в автографе зачеркнуто: «На этом смотру находилось 32 батальона, 44 эскадрона и 12 '/2 батарей». (Прим. публ.)

*** Далее в автографе зачеркнуто: «под главным начальством князя Алексея Федоровича Орлова». {Прим. публ.)

334

кие дела, не подчинявшиеся гласному и законному порядку. На Дубельта сваливали и граф Бенкендорф, и князь Орлов все мелкие дрязги и все, что было наиболее ненавистного в функциях того учреждения, над которым они были поставлены высшими блюстителями.

С 19-го апреля (1-го мая нов. ст.) открыта была в Лондоне всемирная выставка, в которой находился и русский отдел, из 750 экспонатов. Английские газеты отзывались о нашем отделе с похвалой.

С переезда Царского семейства в Царское Село начались мои поездки туда с докладом; но как уже сказано мною, — не ежедневные, а только по три раза в неделю: по вторникам, четвергам и субботам. Случались и сверх того поездки экстренные, как-то в Царские дни, по случаю каких-нибудь совещаний или по особым приказаниям. Впрочем, в этом году и сам Государь приезжал довольно часто в Петербург по разным случаям. Беспрестанные совещания происходили то в Царском Селе, то в Зимнем дворце. Иногда Государь принимал мои доклады в вагоне железной дороги по пути из Царского Села в Петербург.

Моя семья с половины мая водворилась на лето, так же, как и в прошлом году, во флигеле Каменно-островского дворца Великой Княгини Елены Павловны. Мне приходилось мало пользоваться дачной жизнью. Кроме частых поездок в Царское Село, беспрестанных заседаний и совещаний, я был завален работой по министерству. Во всех отделах его шла самая напряженная деятельность, как по разработке предпринятых обширных преобразований, так и вследствие общего тревожного положения дел.

Торжественный день 17-го апреля дал повод к оказанию новых Царских милостей полякам. Множество лиц, высланных из Польши административным порядком или сосланных по суду, было помиловано и возвращено на родину. В этом числе и ксендз Белобржес-кий возвращен к прежней своей должности в варшавском капитуле. Но, как уже сказано, помилованные возвращались из ссылки еще более ожесточенными и принимались с новым рвением за прежнюю свою революционную работу. Эти рецидивисты даже приобретали известный авторитет, так как вынесенные ими кары составляли как бы похвальный для них аттестат в глазах революционеров.

Прошло уже более полугода с тех пор, как наместник в Царстве Польском и командующий 1-й армией генерал-адъютант граф

335

Ламберт должен был выехать из Варшавы, оставив управление краем на попечении временно заместившего его генерала Лидер-са. Всю зиму граф Ламберт прожил на острове Мадейра; здоровье его не только не поправилось, но даже становилось все хуже. Состоявший при нем генерал-майор Веригин писал мне от 20-го февраля/4-го марта: «В последние числа декабря все симптомы легочных повреждений возобновились с прежней силой, и с тех пор беспрестанные страдания довели графа до крайнего изнеможения, так что он с трудом может говорить; ночи проводит без сна и для прогулок носят его в гамаке...»141 При письме Веригина было приложено составленное местными врачами (15/27-го февраля) медицинское свидетельство, в котором объяснено, что граф Ламберт страдает наследственной болезнью — чахоткой, что найденные у него в обоих легких туберкулы заметно усилились в начале года вследствие простуды; в заключение врачи высказали мнение, что в случае, если силы больного укрепятся и если возвратится аппетит, он может еще бороться с недугом; в противном же случае можно опасаться весьма быстрого его развития. С наступлением весны врачи присоветовали больному предпринять поездку по морю. Пред отправлением своим граф Ламберт поручил генерал-майору Веригину съездить в Петербург для личного доклада Государю о положении больного и совершенной невозможности возвратиться ему на службу. Тогда только Государь решился на увольнение графа Ламберта от занимаемых им должностей и на окончательное его замещение другим лицом. 21-го апреля состоялся приказ об увольнении графа Ламберта*.

Но оставался нерешенным крайне затруднительный вопрос о выборе нового лица, которое удовлетворяло бы всем условиям для соединения в себе обеих должностей — наместника и главнокомандующего. Генерал Лидере, при всех своих достоинствах, не признавался к тому вполне способным; при тогдашнем положении дел нужен был для управления краем иной человек. Явились разные предположения, одни несообразнее других. Между прочим, была речь о разделении власти между двумя, независимыми друг от друга лицами: главнокомандующим армией и начальни-

* Позже граф Ламберт, переселившись в Лиссабон, в письме ко мне от 22-го августа/3-го сентября'42 возобновил просьбу об увольнении его вовсе от службы, так как усилившаяся болезнь его лишает всякой надежды на возвращение в отечество. Государь долго откладывал решение, и только в октябре получил я приказание уведомить графа Ламберта о разрешении ему оставаться спокойно за границей сколько нужно, продолжая считаться на службе.

336

ком гражданского управления, — и на последнюю эту должность прочили маркиза Велепольского. Я счел своим долгом, насколько было в моих силах, восстать против такого безрассудного предположения. Мне удалось убедить Государя в опасных последствиях разделения власти в крае, взволнованном революционным движением; в неизбежности столкновений между двумя независимыми друг от друга властями и т.д. Соглашаясь с мыслью о назначении особого доверенного лица собственно для заведования гражданским управлением в Царстве, я был, однако же, убежден в необходимости подчинения этого лица наместнику и главнокомандующему, в качестве его помощника. С этим мнением согласился Государь; но маркиз Велепольский, которого прочили в начальники гражданского управления, положительно заявил нежелание возвратиться по-прежнему в подчиненное положение относительно генерала Лидерса. Приискивая другое лицо на означенную должность, Государь совершенно неожиданно, — могу даже сказать, к моему крайнему удивлению, — обратил свой выбор на моего брата Николая. Я пробовал отклонить Государя от этой мысли, не только потому, что знал, с каким отвращением отзывался мой брат о каком бы ни было назначении его на службу в Царство Польское (о чем уже не раз возникали толки), но и потому, что действительно был убежден в том, что брат мой может оказать гораздо более важные услуги работой по предстоявшим еще внутренним преобразованиям в Империи, чем в управлении краем, вовсе ему неизвестном, при незнании польского языка и при том направлении, которое тогда взяло верх в образе действий нашего правительства относительно Царства Польского. Того же мнения были Великая Княгиня Елена Павловна, Великий Князь Константин Николаевич, А.В. Головнин, Ал<ександр> Аг<геевич> Абаза и другие искренние доброжелатели моего брата, не перестававшие заботиться о том, чтобы снова привлечь его к делу внутренних реформ. Великий Князь не раз высказывал намерение просить Государя о назначении моего брата членом Главного комитета по устройству сельского состояния, о чем в начале января (1862 г.) даже поручал А.В. Головнину предварить моего брата.

Несмотря на все мои возражения против выбора моего брата на должность начальника гражданского управления в Царстве Польском, Государь поручил мне немедленно же вызвать его в Петербург. Как уже сказано было прежде, брат мой провел зиму в Риме со всей своей семьей и сестрой Мордвиновой, вполне на-

337

слаждаясь жизнью под прелестным южным небом, среди классических памятников древности. Он рад был нравственно отдохнуть после непрерывной, в продолжение 25 лет, трудовой жизни на севере, особенно же после тех неприятностей и забот, которые вынес в последнее время. Притом он находил полезным продлить свое пребывание за границей для здоровья своего, жены и детей; но, с другой стороны, он как бы совестился оставаться долго в бездействии, или — как он сам выразился в письме ко мне от 18/30-го декабря 1861 года — быть «дармоедом». Не раз он высказывал в своих письмах, что готов пожертвовать и здоровьем, и отдыхом и не замедлил бы явиться на службу, если бы труды его признавались нужными для государства; но напрашиваться на работу не хотел и даже сомневался в том, может ли участие его в делах действительно принести пользу при тогдашней обстановке в Петербурге. «Идти на прежнюю борьбу я не в силах», — писал он мне; получить какую-либо самостоятельную должность (например, министра) он не рассчитывал, так как «это было бы возможно лишь при полном доверии Государя...» Поэтому он убедительно просил своих друзей «отнюдь не вызывать и даже не ускорять какое бы то ни было для него назначение» *.

В январе месяце, узнав о болезни графа Павла Дмитриевича Киселева, брат решился съездить в Париж, оставив свою семью в Риме. Прибыв в Париж 18/30-го января, он провел там около месяца, к большому удовольствию старика-дяди. В первые же дни своего пребывания в Париже, брат получил письмо от А.В. Го-ловнина с извещением о намерении Великого Князя Константина Николаевича просить о назначении брата в члены Главного комитета. В то же время пришло и письмо Великой Княгини Елены Павловны (от 26-го января/7-го февраля)144, которая настойчиво советовала брату принять предлагаемое назначение, чтобы оказать помощь в стоявших на очереди важных работах законодательных, особенно же по крестьянскому и земскому делу. Но брат не соблазнился этими предложениями: в ответах своих Великой Княгине и Головнину, выразив чистосердечную свою признательность за благосклонное внимание к нему Их Высочеств, он, однако же, объяснил откровенно соображения, побуждавшие его не спешить с возвращением в Петербург; он находил, что те при-

* Письмо из Рима от 18/30-го декабря 1861 года143, из которого было уже t приведено несколько выписок.

338

чины, по которым за год пред тем признавалось нужным устранить его от дел, нисколько с тех пор не изменились и что при таких условиях возвращение его в Петербург едва ли могло быть полезно. Притом он намекнул на неловкое положение, в которое он был бы поставлен в Главном комитете, не состоя в то же время, как все прочие участвующие в нем лица, членом Государственного Совета. В письме к А.В. Головнину брат припоминал с горечью, сколько он натерпелся, нося около двух лет звание «временно исправляющего должность товарища министра»; возвратиться снова в такое же неловкое положение, не пользуясь доверием свыше, было бы крайне тягостно. Тем не менее брат повторял, что совестясь жить в бездействии, пользуясь содержанием, он принял бы на себя с радостью такую работу, которую мог бы исполнять, оставаясь пока за границей, причем указал на вопрос о преобразовании местных управлений, которыми он уже много занимался. Высказав все эти соображения, брат окончательно решился просить о продлении его заграничного отпуска, срок которому истекал 11/23-го мая. Просимая отсрочка была дана без затруднений, даже бессрочная. В половине февраля он возвратился к своей семье в Рим, с намерением провести предстоявшее лето на водах в Германии.

Великая Княгиня Елена Павловна, в письмах своих к графу П.Д. Киселеву от 2/14-го и 18/30-го марта, выражала сожаление, что брат мой устраняется от участия в делах, в которых мог бы принести большую пользу145. Высоко ценя способности его, Великая Княгиня полагала, что он один мог бы вывести стоявшие на очереди вопросы (особенно выкуп крестьян и земские учреждения) из «хаоса» и «путаницы» («confusion generate des ides»*); впрочем, она не отрицала основательности причин, побуждавших брата не спешить с возвращением в Петербург: «И fait bien de s'eloigner d'un champ d'action ou on est use ses forces tout en calomniaut ses intestious. Ce n'est que dans une position, ou il serait a meme d' etre juge par le mattre lui-meme, qu'il aurait pour lui des chances du succes et d'utilite veritable...»**

После всего сказанного можно легко себе представить, как были неожиданны для брата полученный чрез меня вызов его в

* Буквально - «всеобщее смятение идей». (Пер. с фр.)

** «Он прав в том, что удаляется от поля деятельности, где потратили бы его силы, продолжая клеветать на его намерения. И лишь когда он был бы представлен на суд самого Государя, у него были бы шансы на успех и на то, что он был бы действительно полезе»...» (Пер. с фр.)

339

Петербург и намерение Государя возложить на него управление Царством Польским. Одновременно с моим уведомлением получил он и письмо А.В. Головнина (от 20-го апреля)146, который, признавая всю трудность ожидавшего его назначения, утешал его тем, что выбор его на такую должность во всяком случае показывает личное к нему доверие Государя и высокое мнение Его Величества о способностях его. Однако же Голов-нин присовокупил, что Великий Князь Константин Николаевич имел в виду для брата совсем другое — ходатайствовать о назначении его, в день 30-го августа, членом Государственного Совета и прочить его со временем на должность министра внутренних дел; для назначения же в Варшаву считал более подходящим Валуева, знающего польский язык и несколько уже знакомого с Польшей; но сам же Головнин в своем письме замечал, что Государь не доверяет Валуеву в вопросах, касающихся Польши.

Брат мой был поражен как громом предположенным назначением его; он никогда не готовился к подобному роду деятельности; все помышления его, все внимание были до сих пор направлены совсем в другую сторону. Первым его движением было — отказаться; он даже заподозрил в этом предположении интригу врагов, с целью отстранить его от прямой, знакомой ему дороги. И в самом деле, не странно ли было, что он, прослывший красным, революционером, человеком опасным, теперь призывается для подавления революции, для восстановления мира и порядка! Однако же поразмыслив и посоветовавшись, он собрался в путь и 11-го мая прибыл в Петербург.

Путешествие его было не быстрое, потому что в то время еще не установилось правильное движение по железной дороге от прусской границы до Петербурга. А пока он ехал, положение дел в Петербурге уже приняло новый оборот. Поклонники маркиза Велепольского постарались отклонить Государя от назначения моего брата, утверждая, что для гражданского управления Царством Польским совершенно необходим поляк, а не русский. В самый день своего приезда брат мой получил от Великой Княгини Елены Павловны записочку с положительным советом не принимать назначения в Польшу: «Laissez-moi vous dire, — писала она, — que tous mes voeux se reunissent pour vous voir eviter le poste perilleux de Varsovie, qui vous perdra pour la Russie saus que vous ayez la chance serieuse de reussir dans un pays hostile, dout la langue, les lois, les teudauces sout a etudier et qui

340

tera longtemps encore des victimes des Russes qui у serout envoyes...»*

В то же время и А.В. Головнин, еще до личного свидания с братом, спешил предварить его, что Великий Князь Константин Николаевич очень советует ему уклониться от предполагаемого назначения147. То же самое было высказано и лично Его Высочеством, когда брат мой явился к нему на другой день по приезду. Что же касается до самого Государя, то он не торопился увидеться с братом; представление его откладывалось со дня на день, под разными предлогами, и последовало только 16-го мая. А в этот промежуток времени ближайшие советники Государя успели окончательно повлиять на его решение: родилось предположение назначить на пост наместника самого Великого Князя Константина Николаевича, который принял это назначение весьма охотно **. В помощь Его Высочеству предположено дать маркиза Велепольского, в звании начальника гражданского управления, и другого помощника по военной части. При такой комбинации Велепольский уже не противился стать в подчиненное наместнику положение.

Прежде окончательного решения такого предположения Государь счел нужным подвергнуть его обсуждению в Совете министров. Вопрос был действительно важный. С одной стороны, возникали сомнения: своевременно ли было при тогдашнем положении дел в Царстве Польском поставить во главе его управления Великого Князя, Царского брата? Не будет ли щекотливо и даже опасно его положение в крае, обуреваемом мятежом? С другой стороны, предположенное сочетание Великого Князя с Ве-лепольским имело значение окончательного и полного утверждения предположенного последним плана будущего государственного устройства Царства Польского. В Совете министров, по обык-

* «Позвольте мне сказать, что все мои желания сводятся к одному — увидеть вас избежавшим гибельного поста в Варшаве, отнявшего вас у России, хотя при этом у вас и не будет серьезной возможности преуспеть во враждебной стране, язык, законы и склонности которой предстоит изучить и которая еще долго будет приносить жертвы из посланных туда русских...» (Пер. с фр.)

** 24 года спустя, в 1886 году, в годовщину покушения на жизнь Великого Князя Константина Николаевича, 21 июня, А.В. Головнин в письме148 ко мне припоминал, как покойный Государь, по получении известия об этом происшествии, немедленно позвал к себе Головнина и, показав ему телеграмму из Варшавы, со слезами на глазах рассказал всю историю назначения Великого Князя в Варшаву, повторив раза два, что назначение это согласно желанию Его Высочества.

341

новению, не было основательного и глубокого обсуждения вопроса: все ограничилось лишь общими, поверхностными разглагольствованиями; почти никто из участвовавших в совещании не имел ясного и отчетливого представления о плане Велепольского и сущности его стремлений. Впрочем, вопрос был уже предрешен; всякие возражения против внушенной Государю комбинации были бы напрасной оппозицией, тем более неуместной, что никто не мог противопоставить другую кандидатуру, обещающую более успеха.

Принятое Государем решение было полным поворотом в русской политике относительно Царства Польского; в сущности, это было возвращение к порядку вещей, существовавшему до революции 1830 года: полная автономия с отдельным самостоятельным управлением; во главе его — поляк; наместник — Великий Князь, брат Царский! Не доставало только особого войска польского; но и в этом отношении сделан был первый шаг: решено было переместить в Варшаву те гвардейские полки, которые, по своим названиям и мундирам, напоминали прежние полки польской армии времен Великого Князя Константина Павловича; именно — 3-ю гвардейскую пехотную дивизию и два кавалерийских полка: лейб-гвардии Уланский Его Высочества и Гродненский гусарский. Все эти шесть полков отличались теми именно цветами, которые были присвоены прежним полкам польской гвардии.

Распространившийся немедленно слух о предстоявшем назначении Великого Князя Константина Николаевича произвел в городе самое разнородное впечатление: насколько одни возрадовались удалению Его Высочества из Петербурга, то есть устранению его от внутренних дел, настолько же другие скорбели об этом. Великая Княгиня Елена Павловна, уже выехавшая в то время за границу, писала мне 1/13-го июня149 из Карлсбада: «Le depart du grand due Constantin est un evenemeut si grave et si desolant que je ne saurai m'en consoler et je ne puis m'empecher de lui en vouloir de deserter sa patrie, la cause d'un sage progres et les amis qui out toujours marche avec lui aux depens de leur tranquilite et souvent au peril de leur existence politique...»*

* «Отъезд Великого Князя Константина — столь тяжелое и печальное событие, что я не смогу утешиться и не могу не упрекать его в желании покинуть родину, дело мудрого прогресса и друзей, которые всегда шли рядом с ним в ущерб своему спокойствию и часто под угрозой своему политическому существованию...» (Пер. с фр.)

342

Что касается до моего брата, то он, конечно, был чрезвычайно обрадован, узнав, что испугавшая его гроза прошла мимо. Он даже избежал неприятности отвечать Государю отказом на выражение Царского доверия. Представление его состоялось 16-го мая, в Царском Селе. Государь принял его весьма милостиво и вначале с некоторым смущением; вошел в подробное объяснение соображений, побудивших его изменить свои виды относительно устройства управления в Царстве Польском; в заключение же весьма благосклонно спросил брата о личных его видах и желаниях.

Брат со всей откровенностью и прямотой высказал, что было у него на душе: хотя здоровье его и жены требовало продлить еще на некоторое время отпуск за границей, однако же он всегда готов принести в жертву свои личные интересы для пользы службы; но ему кажется, что те причины, по которым он должен был в минувшем году отстраниться от служебной деятельности, еще не перестали существовать; а при том раздражении и той ненависти, которые он навлек на себя в то время, можно опасаться, что возвращение его теперь же к делам могло бы привнести более вреда, чем пользы; впрочем, — сказал он, — никто не может быть судьей в собственном деле; а потому вопрос о том, когда и в каком виде участие его в делах государственных может сделаться полезным, — может быть решен только самим Государем. Выслушав с большой благосклонностью эти объяснения, Его Величество заключил разговор, предоставив брату провести еще предстоявшее лето за границей и возвратиться осенью, причем упомянул о своем намерении назначить его членом Государственного Совета и Главного комитета.

Вполне довольный приемом и решением Государя, брат мой оставался в Петербурге до конца мая и во все это время не имел отдыха: ежедневно получал разные приглашения, посещал и принимал множество лиц, а немногие свободные часы проводил у меня на Каменном острове; по ночам же работал, по своему обыкновению, над составлением записок по разным государственным вопросам, по которым Государь и некоторые из министров пожелали знать его мнения и соображения. Кратковременное его пребывание в Петербурге оставило в нем впечатление не совсем утешительное: он нашел, что обстановка в нашем официальном мире нисколько не улучшилась в течение его годового отсутствия; что важные дела велись без толку, без общей руководящей идеи; скорбел о том, что и в тех реформах, над которыми он в свое

343

время трудился с любовью, дело не только не развилось, но принимало во многом ложное направление. На польские дела взгляд его был вообще пессимистический: от нового назначения Великого Князя Константина Николаевича и маркиза Велепольского он не ожидал счастливых результатов и сожалел о том, что Его Высочество отрывался от той деятельности, которая приносила такую неоценимую пользу.

В начале июня брат мой возвратился в Париж, где нашел уже свою семью, прибывшую из Рима, с тем, чтобы оттуда отправиться на воды в Германию.

27-го мая последовало назначение Великого Князя Константина Николаевича наместником в Царстве Польском, а графа Александра Велепольского, маркиза Гонзаго-Мышковс ко го — начальником гражданского управления. Наместнику подчинены войска, расположенные в Царстве, на правах главнокомандующего; помощником же по военной части назначен командир Отдельного гренадерского корпуса генерал-адъютант барон Эдуард Андреевич Рамзай, с званием командующего войсками в Царстве. В тот же день генерал-адъютант Лидере возведен в графское достоинство и получил благодарственный рескрипт. В указе бьшо выражено, что назначение Великого Князя есть новое доказательство благоволения Государя к своим подданным Царства Польского. Круг действия и права наместника были определены указом в таком смысле: поставленный во главе исполнительной и административной власти, он действует не иначе, как чрез начальника гражданского управления, а по военной части — чрез командующего войсками; поэтому прежняя Канцелярия наместника упразднена. Наместник председательствует в Государственном Совете Царства и также в Совете Управления в тех случаях, когда признает нужным; в отсутствие же его в обоих Советах председательствует начальник гражданского управления. Наместник может остановить исполнение всякого постановления Совета; он же утверждает приговоры судебные по делам политическим, имеет право помилования и смягчения приговоров в установленных пределах.

О новых назначениях было немедленно же сообщено в Варшаву по телеграфу, и 29-го числа (10-го июня) граф Лидере официально объявил о них в заседании Государственного Совета Царства как о новой Монаршей милости, открывающей Польше новую эру политического преуспеяния.

344

Но благодушная и кроткая политика русского Государя, очевидно, не согласовывалась с планами вожаков революции. Они сочли нужным, еще до приезда нового наместника и начальника гражданского управления, заявить свою непримиримую вражду против русской власти и решили произвести первый опыт задуманных политических убийств. И кого же избрали они первой жертвой? Графа Лидерса, накануне, можно сказать, передачи им власти в новые руки. 15/27-го июня, в 7 '/2 часов утра, когда граф Лидере имел обычай гулять по Саксонскому саду, наемный злодей почти в упор выстрелил в него из пистолета и, ранив в заднюю часть шеи навылет под губой, скрылся в виду всей толпы гулявших.

Рана, нанесенная графу Лидерсу, оказалась весьма серьезной, и причиняла ему сильные страдания. Немедленно же по получении об этом известия Государь выразил ему по телеграфу свое ; прискорбие и, освободив его от служебных занятий, разрешил ему отправиться за границу для лечения. Выезд Великого Князя наместника из Петербурга был ускорен, а Велепольский вступил в управление гражданской частью и 16/28-го июня, собрав под I своим председательством Государственный Совет Царства, произнес речь, в которой выразил прискорбие свое по случаю вчерашнего гнусного покушения, затем объявил о целом ряде состоявшихся в последнее время Высочайших решений по важнейшим предметам; указал на дарованные вновь крупные льготы католическому духовенству, на облегчение сношений этого последнего с Ватиканом при посредстве русского посольства в Риме и на благоприятное направление, данное многим другим делам; маркиз закончил свою речь следующими словами: «Милостивый наш Монарх открыл дорогу к улучшениям в общественном порядке, к устранению многих недостатков и к обеспечению благосостояния своих подданных. С этой дороги, указанной благодетельной рукой Его Величества, правительство не даст себя отклонить. С помощью Божьей оно исполнит свою задачу, рассчитывая на поддержку вашу и всей страны»150.

Со вступлением в должность Велепольского переменились и некоторые из главных директоров правительственных комиссий: действительный статский советник Крживицкий заменил тайного советника Губе во главе народного просвещения и духовных дел, а взамен тайного советника Крузенштерна, в Комиссии внутренних дел, назначен бывший минский губернатор действительный статский советник граф Келлер.

345

20-го июня (2-го июля), в 5 часов пополудни, прибыл в Варшаву и новый наместник с Великой Княгиней Александрой Иосифовной (бывшей тогда в последнем периоде беременности). На вокзале железной дороги встретили их несметное множество всех чинов гражданских и военных, масса публики и толпы народа. Прием был вполне торжественный. На другой день, 21-го числа, утром, происходил у Великого Князя, в замке, общий прием служащих; затем Его Высочество отправился торжественно в православный собор, а потом в католический, которые оба были переполнены народом, равно как и улицы, по которым проезжал Великий Князь.

Начало казалось недурным; первая встреча произвела благоприятное впечатление на Великого Князя и окружавших его. Но разочарование наступило скорее, чем можно было ожидать. Вечером того же дня, 21-го числа, Его Высочество был в театре; при выходе оттуда, когда Великий Князь садился в коляску, стоявший у подъезда злодей выстрелил в него из пистолета, в присутствии сопровождавших Великого Князя обер-полицмейстера, адъютанта Его Высочества князя Ухтомского, адъютанта графа Ли-дерса барона Бремзена и еще нескольких других лиц. К счастью злодейское это покушение причинило только незначительную ссадину кожи на левой ключице. Преступник на этот раз был схвачен и оказался портным подмастерьем, по имени Ярошинс-кий, 22-летний молодой человек, подкупленный Хмеленским. Впоследствии дознано было, что, кроме Ярошинского, подговорены были Хмеленским еще двое и что первоначально предполагалось совершить покушение в самый день приезда Великого Князя на станции железной дороги. Ярошинский сознался, что тогда уже он подстерегал свою жертву, но не нашел возможности привести в исполнение свое намерение, так же как и на другой день, при проезде Его Высочества в собор. Одновременно предполагалось совершить покушение и на Велепольского. Оказалось, что и злодей нанесший рану графу Лидерсу, был также подговорен Хмеленским *.

На другой день происшествия, 22-го числа (4-го июля), утром, съехались в замке все высшие должностные лица гражданс-

* Ярошинский был приговорен судом к смертной казни повешением; приговор этот, по желанию Его Высочества наместника, был передан на пересмотр в Полевой аудиториат, так что конфирмация Великого Князя последовала только 7/19-го августа, а приведена в исполнение 9/21-го августа, в Александровской цитадели.

346

кого и военного ведомств, для принесения Его Высочеству поздравлений с благополучным исходом злодейского покушения и выражения общего негодования. Великий Князь, подойдя к членам Совета, высказал им, что несмотря на два преступных выстрела в течение одной недели, он не считает эти прискорбные злодейства поводом к отступлению от предначертанного Государем пути реформ, столь желательных для блага Царства Польского. В то же утро в католическом кафедральном соборе Св. Яна архиепископ Фелинский отслужил благодарственное молебствие и произнес прекрасную речь, в которой осуждал в сильных выражениях злодейские покушения не только с религиозной, но с

347

политической точки зрения: «Только ослепленнейший безумец, — сказал архиепископ, - не уразумеет эту очевидную истину; только негодяй и бессердечный человек не возвысит голоса в такую знаменательную минуту и не окажет содействия пресечению зла... В подобном случае безмолвствовать, значит - соучаствовать...»

Великий Князь получил сочувственные телеграммы от всех членов Царского семейства, от иностранных государей и от множества других лиц. 24-го числа все иностранные консулы собрались в замок in corpore для принесения личного приветствия от имени своих государей. Король прусский прислал в Варшаву майора фон Рауха с собственноручным письмом.

22-го июня прибыли в Варшаву молодые Великие Князья Константин и Дмитрий Константиновичи и Великие Княжны Ольга и Вера Константиновны. 26-го июня, в день рождения Великой Княгини Александры Иосифовны, собрались к обедне в Лазенковском дворце высшие гражданские и военные чины; вечером город был иллюминован.

1/13-го июля Великая Княгиня Александра Иосифовна благополучно разрешилась от бремени; новорожденный был назван Вячеславом. По этому случаю отслужено было 4/16-го числа благодарственное молебствие, как в православном соборе, так и в католическом Св. Яна. В тот же день Великий Князь принимал поздравления собравшихся в дворце высших чинов, духовенства, магистрата и консулов. К членам магистрата Его Высочество обратился с речью на польском языке. В ознаменование того же семейного события оказаны были разные милости, и многие лица, приговоренные судом к наказаниям за политические преступления, получили облегчения или помилованы.

Между тем граф Лидере все еще оставался в Варшаве по причине страданий от ран, не позволявших ему предпринять путешествие. Только 6/18-го июля, получив некоторое облегчение, выехал он в Берлин *.

Вследствие назначения Великого Князя Константина Николаевича наместником в Царстве Польском и отъезда его в Варшаву последовало 16-го июня Высочайшее повеление, чтобы в Главном комитете по устройству сельского состояния председатель-

* В течение лета граф Лидере залечил свою рану и 21-го сентября возвратился в Варшаву, проездом в Одессу, куда прибыл 5-го октября.

348

ствовал граф Д.Н. Блудов; но престарелый наш председатель Государственного Совета и Комитета министров только что выдержал продолжительную и тяжелую болезнь, после которой врачи признали необходимым отъезд его и лечение за границей. Поэтому повелено было, в отсутствие его, председательствовать как в Государственном Совете и Комитете министров, так и в Главном комитете действительному тайному советнику князю Павлу Петровичу Гагарину.

В тот же день последовало назначение действительного статского советника князя Сергея Николаевича Урусова (занимавшего должность директора Духовно-учебного управления при Синоде) помощником синодального обер-прокурора.

По военному ведомству назначение Великого Князя Константина Николаевича вызвало значительные перемены. Государь не считал возможным сохранить в лице Его Высочества прежнее слияние должностей наместника и главнокомандующего 1-й армией; но в то же время не признавалось возможным и отделить военную власть от гражданской в Царстве Польском, особенно при тогдашнем положении дел. Из этого проистекала необходимость подчинения Великому Князю лишь тех войск, которые находились в пределах Царства, с образованием для этих войск особого управления; а следовательно, существовавшая организация 1-й армии с ее обширным управлением подлежала упразднению. По тем же соображениям признано было полезным и те части 1-й армии, которые были расположены в западных губерниях Империи, подчинить генерал-губернаторам виленскому и киевскому, с образованием при них особых военных управлений в Вильне и Киеве. Таким образом, сама сила обстоятельств и практическая необходимость заставили ускорить осуществление той мысли, которая была положена в основание представленных мной предположений о преобразовании общей системы нашего военного управления. Распадение 1-й армии на три части, с подчинением каждой из них главному начальству края — дало начало образованию трех первых «военных округов»: Варшавского, Виленского и Киевского, к числу которых вскоре добавлен еще четвертый - Одесский151*.

С образованием этих округов связано было упразднение корпусных управлений: 1-го, 2-го и 3-го (входивших в состав 1-й армии), 5-го (расположенного в Новороссийском крае) и Сводно-

* Положение об образовании Одесского военного округа Высочайше утверждено 10-го декабря 1862 года и объявлено в приказе 12-го декабря.

349

го кавалерийского*. Личный состав главного штаба 1-й армии и названных корпусных штабов доставил материал для сформирования новых четырех окружных управлений, в первоначальном их ограниченном и несовершенном устройстве. Но первое время пришлось довольствоваться временной организацией окружных штабов, а в Варшавском, сверх того, — управлений начальников артиллерии и инженеров и интендантского. Пока не было разработано полное Положение о предположенной военно-окружной системе, хозяйственная часть военного управления должна была по необходимости оставаться в непосредственном ведении подлежащих департаментов министерства. Только в исходе года образованы были интендантские управления в округах Виленском, Киевском и Одесском, открывшие свои действия с 1-го января 1863 года и то лишь по одной провиантской части; вещевое же довольствие оставалось в непосредственном распоряжении Комиссариатского департамента до самого утверждения Положения о военных округах**.

Было предположение тогда же образовать военный округ в Москве и возложить на первое время на московского военного генерал-губернатора обязанности командира Гренадерского корпуса; но предположение это не состоялось, и командиром означенного корпуса, на место генерал-адъютанта Рамзая, назначен был начальник 1-й гвардейской пехотной дивизии генерал-адъютант Гильденштуббе *** .

С приведением в исполнение всех изложенных перемен последовал целый ряд новых личных перемещений: в Варшавском округе, вместе с назначением генерал-адъютанта Рамзая командующим войсками, переменились и все прежние начальствующие лица: начальником штаба назначен генерал-майор Минквиц (бывший начальником же штаба 1-го армейского корпуса); начальником артиллерии — генерал-лейтенант Шварц (бывший на-

'Из четырех дивизий, входивших в состав этого корпуса, одна (3-я) поступила в состав войск Киевского военного округа; другая (5-я) - в Одесский округ; остальные две (4-я и 6-я) временно причислены к бывшим 4-му и 6-му корпусам, переименованным в 1-й и 2-й резервные.

** В начале следующего абзаца в автографе зачеркнуто: «С упразднением названных четырех армейских корпусов оказалось нужным изменить нумерацию двух остальных прочих, еще продолжавших существовать — 4-го и 2-го резервных». (Прим. публ.)

*** О предполагавшемся образовании Московского военного округа предварительно сообщено было мною в письме от 7-го июля генерал-адъютанту П.А. Тучкову152, который почему-то нашел обидным для себя сделанный ему вопрос: позволит ли состояние его здоровья принять на себя новую должность сверх лежащих уже на нем обязанностей?

350

чальником артиллерии Гвардейского корпуса*); начальником инженеров — генерал-майор Фейхтнер (бывший начальник штаба инженеров 1-й армии); интендантом — полковник Хоментовс-кий**. В Виленском и Киевском округах генерал-губернаторам генерал-адъютантам Назимову и князю Васильчикову*** присвоено было звание командующих войсками в этих округах; начальниками же штабов назначены: в Виленском — генерал-майор Циммерман, в Киевском — генерал-майор Ган (бывший дежурным генералом 1-й армии).

Одесский округ, как уже сказано, образовался несколько позже. Занимавший пост новороссийского и бессарабского генерал-губернатора генерал-адъютант Александр Григорьевич Строганов уволен от этой должности 1-го июля, причем получил благодарственный рескрипт и орден Св. Владимира 1-й степени. На место его назначен генерал-губернатором в Одессу — генерал-адъютант Павел Евстафьевич Коцебу ****, которому потом присвоено и звание командующего войсками Одесского округа, на таких же основаниях, как в округах Виленском и Киевском.

Из числа бывших корпусных командиров трое: генерал от инфантерии барон Карл Карлович Врангель, генерал-адъютант барон Александр Евстафьевич Врангель и генерал от кавалерии барон Оффенберг, так же как и бывший начальник артиллерии 1-й армии генерал-адъютант Мерхелевич, назначены были членами Военного Совета; а бывший помощник командира Сводного кавалерийского корпуса, генерал от кавалерии барон Фитингоф, получил место помощника командующего войсками Одесского округа.*****

* На эту должность, вместо генерал-лейтенанта Шварца, назначен генерал-лейтенант Вилламов.

** Назначен.был по личному указанию Государя, как один из строевых гвардейских офицеров, известных лично Его Величеству, особенно способных к службе по хозяйственной части.

*** За отсутствием князя Васильчикова, уволенного в отпуск, временное исправление обязанностей командующего войсками было возложено на бывшего командира упраздненного 3-го армейского корпуса генерала от инфантерии барона Ка^рла Карловича фон Врангеля 1<-го>.

**** Далее в автографе зачеркнуто: «остававшийся без должности со времени оставления им места начальника главного штаба 1-й армии». (Прим. публ.)

***** Далее в автографе зачеркнуто: «Другие же, оставаясь без места, начальствующие лица получили новые назначения впоследствии. Упомяну здесь еще о последовавшей около того же времени личной перемене: петербургский комендант генерал-лейтенант барон Зальца умер 19-го июня от апоплексического удара, и на место его назначен комендантом начальник 3-й гренадерской дивизии генерал-лейтенант Крылов, некогда командовавший лейб-гвардии Финляндским полком». (Прим. публ.)

351