Июль и август

В исходе июня Государь с Императрицей, Наследником Цесаревичем и младшими детьми приехали из Царского Села в Петергоф; вся остальная семья Царская разъехалась: Великие Князья Александр и Владимир Александровичи, в сопровождении генерал-майора свиты графа Б.А. Перовского, вместе с княжнами Романовскими: Марией и Евгенией Максимильяновнами и воспитательницей их графиней Елизаветой Андреевной Толстой, отправились в Либаву, для морских купаний; Великий же Князь Алексей Александрович с Великим Князем Николаем Константиновичем, в сопровождении свиты контр-адмирала К.Н. Посьета, отправились 2-го июля в практическое плавание в финляндские шхеры на фрегате «Рюрик». До Кронштадта проводили их сам Государь и Наследник Цесаревич Николай Александрович. При этом Его Величество посетил суда, только что возвратившиеся

* Здесь в автографе предполагалась сноска: «Припоминаю подобный случай в позднейшее время относительно тогдашнего Наследника Цесаревича Александра Александровича». (Прим. публ.)

368

из Тихого океана. На одном из них, фрегате «Светлана», представлена была Государю привезенная любопытная коллекция японских вещей*.

Несколько дней спустя Государь с Императрицей и Наследником Цесаревичем предприняли поездку в Прибалтийский край. Выехав из Петергофа 7-го июля утром, сухим путем, августейшие путешественники ночевали в Динабурге, где на другой день, 8-го числа, в воскресенье, слушали обедню в крепостном соборе, а потом происходил смотр собранным в лагере войскам. Из Динабурга Их Величества отправились в Ригу по железной дороге. На пути назначен был ночлег в Кокенгаузене, где лифляндское дворянство приготовило торжественную встречу, обед и вечернюю прогулку с иллюминацией и фейерверком **. На другой день опять блистательная встреча в Риге на вокзале железной дороги, затем молебствие в православном соборе ***, общий прием в замке**** и смотр расположенным в Риге войскам; вечером бал, данный городским обществом в здании биржи.

10-го июля Их Величества посетили Митаву. После молебствия в соборе происходил смотр Митавскому батальону внутренней стражи, затем общее представление; обед от курляндского дворянства и к вечеру возвращение в Ригу. Здесь, во дворе замка, обществом певцов (Sangerverein) устроена была серенада. На другой день, утром, Их Величества и Наследник Цесаревич выехали в так называемую Лифляндскую Швейцарию, посетили имения графа Борха (обер-церемониймейстера) и князя Ливена (лифляндского предводителя дворянства) и возвратились в Ригу вечером 12-го числа. На другой день осматривали достопримечательности города; к Царскому обеду были приглашены начальствующие и почетные лица. На ночь Их Величества и Наследник Цесаревич перешли на яхту «Штандарт», которая на рассвете 14-го июля снялась с якоря и отплыла в Либаву...... 15-го числа, в 10 часов

* Далее в автографе зачеркнуто: «По окончании смотра Государь прибыл на фрегат «Рюрик» и здесь простился с молодыми Великими Князьями, которые в ту же ночь снялись с якоря и отплыли в Гельсингфорс».

** Далее в автографе зачеркнуто: «9-го числа после утренней прогулки в парке Их Величества продолжили путь по железной дороге и прибыли в Ригу в 2 '/2 часа дня». (Прим. публ.)

*** Здесь в автографе зачеркнуто: «Александровской церкви». (Прим. публ.)

**** Здесь в автографе зачеркнуто: «начальствующих лиц, чинов военных, гражданских и духовных и представителей разных сословий». (Прим. публ.)

***** Далее в автографе зачеркнуто: «По случаю свежей погоды плавание несколько замедлилось, и встретилось некоторое затруднение при входе в Митавскую гавань». (Прим. публ.)

369

утра, при выходе на берег, Их Величества были встречены молодыми Великими Князьями и Княжнами, представителями местного дворянства, духовенства и города. Помещение для Их Величеств было приготовлено в частном доме. Вечером того же дня устроен был народный праздник с угощением для крестьян и иллюминацией.

В Либаве Их Величества провели почти две недели*. В день именин Императрицы, 22-го июля, после обедни в православной церкви, Ее Величество принимала поздравления съехавшихся к этому дню начальствующих лиц и дворян; почетнейшие лица были приглашены к Царскому обеду; вечером представление в театре.

Окрестное дворянство старалось всячески доставлять Их Величествам развлечения устройством охоты, праздников, прогулок, так, чтобы пребывание в Либаве оставило в Царском семействе приятное впечатление.

24-го июля Великий Князь Александр Александрович выехал из Либавы в Варшаву на крестины новорожденного Великого Князя Вячеслава Константиновича; 27-го же числа выехали также Их Величества сухим путем, чрез Митаву и Ригу и возвратились 29-го числа в Петергоф**.

Накануне возвращения Их Величеств из Прибалтийского края прибыл морем в Петербург английский принц Альфред герцог Эдинбургский, один из сыновей королевы Виктории. Он путешествовал на фрегате «St. George», incognito, а потому не было почетной встречи; поселился он в доме английского посольства.

В самый день приезда Их Величеств прибыло также морем из Свинемюнде в Кронштадт, на русском пароходе, фрегат<е> «Смелый», японское посольство, состоявшее из 38 человек. Во главе посольства состоял один из важных сановников, малорослый, как все японцы, весьма невзрачный, имевший бесконечно длинное имя: Такено-уци-Симодахе-но-Камо; при нем находились еще два товарища. Посольство это вышло на берег в Петербурге, на

* Далее в автографе зачеркнуто: «16-го числа утром происходил прием дворянства, дам, консулов, затем смотр находившемуся в Либаве батальону Невского пехотного, а вечером Их Величества присутствовали в театре». (Прим. публ.)

** Далее в автографе зачеркнуто: «В самый день выезда из Либавы генерал-губернатору барону Ливену пожалован орден Св. Владимира 1-й степени». (Прим. публ.)

370

Английской набережной. После торжественной встречи на пристани, по установленному церемониалу, японцев провезли в парадных каретах, пред толпившейся массой любопытных зрителей, в Зимний дворец, где было приготовлено помещение на так называемой «запасной половине».

Прием японского посольства Государем происходил 2-го августа с большой торжественностью. Их привезли в девяти позолоченных каретах от запасной половины к Посольскому подъезду и провели по парадной лестнице чрез «Аванзал» в «Николаевский» зал, где было приготовлено угощение. Самая же аудиенция происходила в «Георгиевском» зале. Государь принял послов, стоя впереди трона, имея по правую сторону Императрицу, а по левую — Наследника Цесаревича. По сторонам трона собраны были: справа — чины Двора, слева — члены Государственного Совета, министры и другие сановники. Посол с обоими своими ассистентами, войдя в зал, приостановился на средине его и потом, по приглашению церемониймейстера, приблизился к ступеням трона, произнес речь на японском языке и поднес Государю письмо тайкуна. По прочтении речи в переводе Государь отвечал краткой речью, в которой, конечно, выражались дружественные отношения России к Японии и надежда на продолжение этой дружбы в будущем. После этого обмена речей подведена была к подножью трона и свита японского посла, который представил Государю всех своих спутников. Посольство возвратилось в свое помещение прежним путем и с прежней торжественностью.

На другой день, 3-го августа, Государь ездил с принцем Альфредом в Кронштадт; посетил английский фрегат «St. George», на котором встречен был с установленными почестями; потом показывал принцу форт «Князь Меншиков», адмиралтейство, пароходный завод, морской госпиталь и возвратился на яхте «Александрия» в Петергоф.

В это же время прибыло в Петербург итальянское посольство, во главе которого был генерал Соннац, игравший некоторую роль в последней кампании пьемонтской армии в Ломбардии160. В своем месте я объясню, что подало повод к присылке этого посольства. Генерал Sonnaz - маленький, худощавый старичок, с белыми волосами и седой бородкой, с умным выражением, внушавшим доверие. Свита его состояла из 12 лиц, в числе которых 9 военных офицеров разных родов оружия; все они были весьма милые, благовоспитанные ребята. 5-го августа генерал Соннац со свитой представлялся в Петергофе Их Величествам и Наследнику

371

Цесаревичу. Несколько дней спустя, 9-го августа, Их Величества принимали возвратившегося после временной отлучки французского посла герцога Монтебелло, а 12-го числа - находившегося в Петербурге проездом из Китая чрез Сибирь в Западную Европу бывшего французского же посла в Пекине de Bourboulon с супругой.

11-го августа Государь опять ездил в Кронштадт* и произвел смотр прибывшему из Тихого океана клиперу «Стрелок».

Великие Князья Алексей Александрович и Николай Константинович, во время своего практического плавания в шхерах, посетили, кроме Гельсингфорса, многие другие прибрежные и внутренние пункты Финляндии: Тавастгуз, Тамерфорс, Або, Бьерн-борг". 5-го августа Их Высочества отплыли из Гельсингфорса в Стокгольм на яхте «Забава» в сопровождении парохода «Онега»; на пути присоединились еще яхты: «Виктория» и «Никса». Вся эта маленькая эскадра прибыла 9-го числа к Стокгольму, где Великие Князья провели три дня. Шведская королевская семья находилась в то время в Норвегии. На обратном пути из Стокгольма эскадра заходила еще раз в Гельсингфорс, где молодые Великие Князья присутствовали на закладке русской церкви; а 16-го августа прибыли, наконец, в Петергоф, после шестинедельного плаванья.

Японское посольство оставалось в Петербурге более месяца. Любознательным японцам показывали достопримечательности города, возили их по окрестностям, между прочим, и в Кронштадт (29-го августа). В то время для них все европейское было еще ново; но они держали себя с большим тактом, любезностью и достоинством. 2-го сентября посольство было принято Государем в прощальной аудиенции, в Царскосельском дворце, а 4-го сентября выехало из Петербурга.

В полночь с 16-го на 17-е августа Государь выехал по Николаевской железной дороге. Прибыв в Тверь в 10 часов утра 17-го числа, Его Величество принял во дворце начальствующих лиц,

* Далее в автографе зачеркнуто: «в сопровождении Наследника Цесаревича». (Прим. публ.)

** Здесь автором предусматривалась сноска: «Во время пребывания Их Высочеств в Финляндии 11-го июля праздновался 50-летний юбилей тамошнего генерал-губернатора барона Рокасовского, которому по этому случаю пожалованы алмазные знаки Св. Александра Невского». (Прим. публ.)

представителей дворянства и города, а потом произвел смотр уланской и гусарской бригадам 7-й кавалерийской дивизии и Тверскому батальону внутренней стражи; посетил собор, гимназии и богоугодные заведения. К обеду во дворец приглашены были военные и гражданские начальники и почетные лица, а вечером Его Величество присутствовал на скачке кавалерийских офицеров и нижних чинов. На другой день, 18-го числа, после учения означенным двум кавалерийским бригадам, Государь выехал из Твери и прибыл в тот же день, в 8-м часу вечера, в Москву.

19-го числа, в воскресенье, после обедни в дворцовой церкви, происходил в 1 час пополудни обычный выход, шествие с Красного крыльца в соборы и затем на Царской площадке развод Фанагорийскому гренадерскому полку*. К обеду в Кремлевском дворце приглашены были почетные лица и местные власти.

Во второй день своего пребывания в Москве, 20-го числа, Государь произвел учение кадетам, а следующие четыре дня были вполне посвящены собранным в лагере на Ходынке войскам гренадерского корпуса. На эти дни Его Величество переехал в загородный Петровский дворец**.

Ежедневные смотры и учения закончились 24-го числа маневром на две стороны, в ближайших окрестностях Ходынки. В тот же день Государь посетил университетский музей и Елизаветинский институт, а вечером выехал из Москвы и утром 25-го числа возвратился в Царское Село.

Торжественный день 30-го августа праздновался в Петербурге обычным порядком. Государь, прибыв утром в Аничковский дворец, сопровождал верхом, с многочисленной свитой, духовную процессию в Александре-Невскую Лавру, куда съехалось все Цар-

* Далее в автографе зачеркнуто: «После того Государь посетил Екатерининский и Александровский девичьи институты». (Прим. публ.)

** Далее в автографе зачеркнуто: «21-го числа происходил общий смотр, после которого на Ходынском поле приготовлено было московским купечеством угощение для нижних чинов. К 5 часам военные начальники и старшие чины войск были приглашены к обеду в Петровский дворец. На следующий день — смотр стрельбы: утром — артиллерии и всех стрелковых частей корпуса, а вечером — линейных рот; кроме того, утром же — смотр гимнастических упражнений. 23-го августа устроено было учение драгунской бригаде 7-й кавалерийской дивизии; к концу учения вызвали «по тревоге» все прочие войска лагерного сбора. В этот день Государь был на обеде у военного генерал-губернатора генерал-адъютанта П.А. Тучкова на даче в Петровском парке, а вечером посетил театр». (Прим. публ.)

373

ское семейство и чины всех ведомств. По окончании торжественной литургии и молебствия все присутствовавшие собрались к завтраку у митрополита Исидора и затем разъехались. День этот, по обыкновенью, был ознаменован множеством наград, производством в военные чины и некоторыми довольно значительными переменами в высших должностях.

Важнейшей из этих перемен по военному ведомству было -назначение Великого Князя Николая Николаевича командиром Отдельного гвардейского корпуса, вместо генерал-адъютанта Н.Ф. Плаутина, уволенного от этой должности по расстроенному здоровью, с назначением членом Государственного Совета. Его Высочество заместил генерала Плаутина также и в звании председателя Комиссии для улучшений по военной части, получившей новую организацию и наименование «Специального Комитета по устройству и образованию войск».

Вместе с тем последовала перемена и начальника штаба Гвардейского корпуса: на место генерал-адъютанта Эдуарда Трофимовича Баранова (принимавшего в то время деятельное участие в совете Главного общества российских железных дорог) назначен начальник 1-й гвардейской кавалерийской (кирасирской) дивизии генерал-адъютант граф Бреверн-де-Лагарди, отличавшийся строгостью и крутым нравом. Устранение графа Баранова, также как и генерала Плаутина, было последствием неудовольствия Государя на излишнюю их мягкость, которой приписывались распущенность и упадок дисциплины в среде офицеров гвардии. По всем вероятиям, Государь выразил это неудовольствие графу Баранову, к которому имел особенное личное расположение и относился как к человеку, близкому Царскому семейству. Вскоре после увольнения его от должности начальника штаба, когда возник вопрос о назначении генерал-губернатора в Киев и сделано было предложение графу Баранову, он уклонился от этого назначения, мотивируя свой отказ тем, что «утратил всякую доверенность к самому себе после того, что с ним сбылось в кругу прежних его служебных занятий».

30-го же августа состоялось формальное увольнение от поста русского посла в Париже графа Павла Дмитриевича Киселева, вследствие поданного им, еще в мае, прошения — о чем будет подробнее объяснено ниже, так же как об увольнении генерал-адъютанта М<ихаила> Гр<игорьевича> Хомутова от должности наказного атамана Донского казачьего войска, с назначением членом Государственного Совета и награждением орденом Св. Андрея Первозванного.

374

Тот же орден Св. Андрея пожалован вице-канцлеру князю Горчакову и послу нашему в Лондоне барону Бруннову. В числе наград пожалован мне орден Св. Александра Невского; тифлисский генерал-губернатор князь Гр<игорий> Дм<итриевич> Орбельяни произведен в полные генералы; дежурный генерал генерал-лейтенант граф Фед<ор> Лог<гинович> Гейден и начальник 3-й гвардейской пехотной дивизии генерал-лейтенант барон Павел Ив<анович> Корф получили звание генерал-адъютанта, а Великий Князь Александр Александрович - звание флигель-адъютанта.

В личном составе Военного министерства состоялась еще перемена по медицинскому управлению: директором департамента назначен действительный статский советник Ф<едор> Ст<епа-нович> Цыцурин на место лейб-медика Енохина, которому присвоено было почетное звание главного инспектора медицинской части в армии.

375

1-го сентября подписан манифест о рекрутском наборе в предстоявшем январе месяце. Это был первый набор после 6-летнего перерыва. На этот раз он производился уже не с одной полосы, как бывало прежде, а со всей Империи, со включением и Царства Польского.

Увольнение генерал-адъютанта М<ихаила> Гр<игорьевича> Хомутова от должности наказного атамана Донского казачьего войска последовало вследствие собственного его прошения; но вызвано было не столько преклонностью его лет* и расстройством здоровья, сколько тогдашним положением дел на Дону.

Генерал-адъютант Хомутов еще, в 1839 году, состоя командиром лейб-гусарского полка, был назначен начальником штаба Донского казачьего войска, а в 1848 году, по смерти наказного атамана генерала Власова, занял его место. С тех пор, в продолжение 14 летнего его управления Донским войском, сделано было немало полезного для края, как то: сравнение окладов жалованья донских казачьих офицеров с армейскими, улучшение путей сообщения (Ольгинская дамба, железная дорога к Грушевским каменноугольным копям), новочеркасский водопровод, в особенности же по учебной части (сравнение Новочеркасской гимназии с другими губернскими гимназиями, учреждение второй гимназии Усть-Медведицкой, учреждение в Новочеркасске девичьего института и женской гимназии). Михаил Григорьевич Хомутов, человек разумный, благородный, благонамеренный, заслужил на Дону общее уважение и любовь. Но с летами заметно ослабели его силы и энергия; в последнее время он поддался влиянию своего начальника штаба генерал-лейтенанта князя Дондукова-Корсакова, человека весьма ловкого, гибкого, с увлекательными формами, но привыкшего при тифлисском маленьком дворе князя М.С. Воронцова (при котором долго состоял адъютантом) к интригам и сплетням. Заискивая популярности в среде казаков, князь Ал<ександр> Мих<айлович> Дондуков образовал около себя партию, которая, под видом охранения старинных казачьих привилегий и обычаев, оказывала сопротивление всем предпринимаемым Военным министерством нововведениям. Все, что клонилось к развитию в Донской области гражданственности, про-

* Генерал Хомутов был на 6 или 7 лет моложе заместившего его генерал-адъютанта Граббе. Первый родился в 1795 году, а второй в 1787 году.

376

мышленности, к сближению административного устройства с общими учреждениями государственными, — встречало на Дону оппозицию. Начальник штаба, вместо разъяснения настоящих целей нововведений, вместо содействия приведению их в исполнение, сам громче всех порицал получаемые из Петербурга распоряжения и возбуждал между казаками превратные толки о воображаемых намерениях правительства вести к уничтожению казачества.

Летом 1862 года генерал Хомутов сам прислал прошение об увольнении от должности, на что и последовало Высочайшее со-

377

изволение. Как уже было упомянуто, 30-го августа он назначен членом Государственного Совета и получил орден Св. Андрея при благодарственном рескрипте. С того времени он жил в Петербурге, хворал, редко посещал заседания Государственного Совета и чрез два года скончался (в июле 1864 года).

Для замещения должности атамана Государь обратил внимание на старика генерал-адъютанта Граббе, которому тогда было уже 75 лет от роду. Несмотря на эти преклонные лета, он был еще довольно бодр и телом и духом. С тех пор, как он оставил в 1843 году место командующего войсками Кавказской линии и Черномории, он жил в полном уединении, в своей полтавской деревне и скучал своим бездействием. Когда я сообщил ему по телеграфу, от имени Государя, предложение занять место атамана, он принял это предложение не только охотно, но с радостью. 12-го сентября состоялся приказ о его назначении, и вскоре он приехал в Петербург. Мы встретились с ним как старые сослуживцы, вспоминая 1839 год, когда я, молодым еще офицером Генерального Штаба, командирован был временно на Кавказ под его начальство и пользовался особенным его добрым расположением. Мы имели несколько обстоятельных разговоров о положении дел на Дону, я высказал ему откровенно все, что было мне известно, и конечно, не скрыл своего мнения о вредном влиянии князя Дондукова-Корсакова. Необходимо было найти ему преемника. Перебрав разных кандидатов из донских казаков, мы остановились на генерал-майоре Чеботареве, занимавшем должность помощника начальника Управления иррегулярных войск; на место же Чеботарева я имел в виду полковника Фомина, которого знал на Кавказе как лучшего из командиров донских полков. Государь уже одобрил оба эти выбора; но мы условились с генералом Граббе отложить назначения обоих названных лиц месяца на два, пока он войдет в дела. Генерал Граббе отправился на Дон; на границе области встретил его князь Дондуков и немедленно же околдовал старика. Небольшого труда стоило настроить его против Чеботарева; к тому же вышло какое-то недоразумение от неверно переданной моей телеграммы, - и дело чуть не дошло до ссоры. Генерал Граббе почему-то нашел оскорбительным одно из моих писем и готов уже был отказаться от своей новой должности. Я поспешил успокоить его, удостоверив, что мне не могло прийти и на мысль сделать что-либо неприятное старому моему начальнику, которого я всегда душевно любил и

378

уважал*. Тронутый моим письмом, старик ответил мне в примирительном смысле", и хорошие наши отношения восстановились. Но оставался еще нерешенным вопрос о начальнике штаба. Князь Дондуков-Корсаков, обиженный удалением его от должности, отказался от всякого нового назначения и подал в отставку; но ему предложено было, от имени Государя, увольнение в бессрочный отпуск. Впоследствии на его место назначен был полковник Фомин с производством в генерал-майоры. Назначением этим генерал Граббе был вполне удовлетворен.

Командированные на Дон в начале 1863 года, по Высочайшему повелению, генерал-адъютант граф Орлов-Денисов и флигель-адъютант Мезенцев вполне подтвердили имевшиеся в министерстве сведения о существовании на Дону партий и сильного разлада. И туда проникли новые либеральные веяния; но там они были мало опасны: они глохли в инертной среде старого казачества, более заботившегося о сохранении своих обветшалых порядков, чем о каких-нибудь незнакомых новшествах.

Состоявшееся 30-го августа увольнение от должности нашего посла в Париже графа П.Д. Киселева было предрешено ранее, еще в мае месяце. Уже с 1861 года здоровье графа Павла Дмитриевича заметно ослабело. Не раз случались с ним головокружения, доходившие до потери сознания. Такой случай был с ним 3/15-го апреля 1862 года, на Страстной неделе, при возвращении его из церкви. Под впечатлением этого, третьего уже предостережения, он написал духовное завещание и решился выйти в отставку по возвращении с вод в предстоявшую осень. Но обстоятельства ускорили исполнение этого намерения: в мае месяце, получив от князя Горчакова извещение о том, что в помощь ему, графу Киселеву, посылается в Париж тайный советник барон Будберг, бывший до того посланником в Берлине, граф Павел Дмитриевич сейчас же написал письмо к Государю, с просьбой об увольнении от должности и вовсе от службы, мотивируя эту просьбу дряхлостью и расстройством здоровья, не позволяющего ему «выполнять служебные обязанности с той ревностью и отчетливостью, которые считал всегда первым своим долгом» **. Но в то же

* Письмо от 2-го января 1863 года161. " Письмо генерала Граббе 11-го января 1863 года162.

** Письмо это помещено в биографии графа П.Д. Киселева, составленной | А.П. Заблоцким-Десятовским III. 297163.

379

время в письме к князю Горчакову граф П.Д. Киселев прямо высказал, что такое решение он принял вследствие присылки барона Будберга, «дабы облегчить исполнение предположенного Министерством иностранных дел распоряжения sans dommage pour personne...»* В том же письме граф Павел Дмитриевич упомянул, что по причине отсутствия из Парижа в летнее время как императора Наполеона, так и министра иностранных дел, считал более удобным отложить увольнение до осени, когда будет возможно графу Киселеву исполнить лично формальность вручения Наполеону отзывных грамот; на летнее же время просил отпуск на воды.

Одновременно с означенными письмами граф Киселев прислал мне, то есть на имя военного министра, формальное прошение об увольнении от службы.

Все эти бумаги были отправлены 3/15-го мая с моим братом Николаем, вызванным в то время в Петербург.

Граф Павел Дмитриевич в письме к своему брату Николаю Дмитриевичу от 1/13-го мая выражал свое сожаление лишь о том, что «несколько запоздал»; ему казалось, что «месяцем ранее он вышел бы сам, а теперь - его заставили выйти».

Прошение графа Киселева было принято Государем весьма благосклонно; когда же я доложил о полученном мной формальном рапорте по военному ведомству об увольнении от службы, то Его Величество приказал оставить его без последствий и сказал мне, что намерен сам отвечать графу Киселеву. Вот самый текст Государева рескрипта из Царского Села, от 13/25-го мая:

«J'ai vu avec peine, mon cher comte, par la lettre que Vous m'avez adressee, que Vous ne croyez plus pouvoir coucilier les fatiguer d'un service actif avec les soins reclames par l'etat de votre sante. Les motifs qui Vous inspireut cette conviction doivent etre bieu urgents, puisqu'ils l'emportent sur le devouement dont vous avez donne taut de preuves a mon Pere, et sur lequel Vous m'avez habitue a compter. — en deterant au vocu que Vous m'exprimez, je n'aurais en vue l'interet de votre sante; mais je ne saurais consentir a me separer entierement de vous en vous accordant la retraite definitive que vous sollicitez. Independamment de l'affection que je vous ai voue, je ne puis pas oublier, mon cher comte, que Vous portez sur vos epaulettes le chiffres de l'Empereur Alexandre I, et je tions a vous conserver au nombre de mes aides-de-camp Generaux. Le desire egalement que Vous gardiez

* Без ущерба для кого-либо. (Пер. с фр.)

380

votre qualite de membre du Conseil de I'Empire. Laissez-moi esperer que Vous serez encore a meme d'y mettre les lumieres de votre experience au service de I'Etat. Le serai heureux de vous voir pres de moi; mais avant tout je desire que Vous consacriez vos soins au retablissement de vos forces, et je vous laisse a cet egard toute la latitude possible.

Le vous renouvelle, mon cher Comte, l'assurance de mon estime et de ma sincere amitie.

Votre affectionne Alexandre»*.

He могло быть ответа более благосклонного и любезного. Согласно желанию самого графа Киселева увольнение его отложено было до сентября, когда по возвращении с вод в Париж он будет иметь возможность представить лично Наполеону III свои отзывные грамоты.

Рескрипт Государя и ответное письмо князя Горчакова были получены в Париже 21-го мая (2-го июня нов. ст.). Между тем 15/ 27-го числа приехал барон Будберг, прибытие которого совпало с прибытием нового прусского посланника Бисмарка. Граф Киселев принял барона Будберга любезно, но не скрыл от него своего удивления тому, что данные ему инструкции не были

«Я с грустью понял из вашего письма ко мне, дорогой граф, что вы более не считаете возможным сочетать тяготы деятельной службы с заботами, которые диктует состояние вашего здоровья. Мотивы, внушающие вам это убеждение, должны быть весьма настоятельны, поскольку они возобладают над преданностью, столь много доказательств которой вы представили моему отцу и к которой заставили привыкнуть и меня. Уступая выраженной вами просьбе, я имел бы в виду только ваши собственные интересы, давая окончательную отставку, о которой вы просите. Независимо от привязанности, которую я к вам питал, я не могу забыть, дорогой граф, что вы носите на эполетах шифр Императора Александра I, и я стремлюсь сохранить вас в числе моих главных помощников. Я в равной степени надеюсь, что вы сохраните свой пост члена Государственного Совета. Позвольте мне надеяться, что вы еще будете в силах применить ваши огромные знания и опыт на службе государству. Я был бы счастлив видеть вас рядом с собой; но прежде всего надеюсь, что вы направите ваши заботы на восстановление сил, и я оставляю вам в этом отношении всю возможную свободу действий. Я вновь выражаю вам, дорогой граф, уверения в моем почтении и в моей искренней дружбе.

* Любящий вас Александр». (Пер. с фр.)

381

сообщены послу. 22-го мая/3-го июня барон Будберг представился императору Наполеону, а пять дней спустя (27-го мая/8-го июня) представился ему и граф Павел Дмитриевич, чтобы предварить его о предстоявшем своем увольнении от должности и вместе с тем выразить свою признательность за постоянную любезность и внимательность, которыми он пользовался в продолжение 6 лет со стороны императора Наполеона и императрицы Евгении.

28-го июня/10-го июля граф Киселев выехал из Парижа в Баден, где в то время находились Великий Князь Михаил Николаевич, Великие Княгини Ольга Федоровна и Елена Павловна, а потом (с начала августа) король и королева прусские. В половине июля Великий Князь Михаил Николаевич с Великой Княгиней Ольгой Федоровной выехали из Бадена чрез Остенде в Англию, на морские купания (в С.-Леонардо), где провели около шести недель и возвратились в Петербург 4-го сентября. В Бадене граф Киселев виделся ежедневно с Великой Княгиней Еленой Павловной, и когда Её Высочество переехала в Рагац, граф Киселев отправился туда же. В то время в Рагаце находились наследный принц вюртембергский с супругой Великой Княгиней Ольгой Николаевной.

Великая Княгиня Елена Павловна постоянно оказывала самое трогательное внимание к моему дяде. По случаю предстоявшего увольнения его от должности посла Её Высочество заботилась о том, чтобы назначена была ему приличная пенсия, чтобы увеличена была получаемая им аренда и чтобы в рескрипте, которым обыкновенно сопровождается удаление со сцены государственного человека, отдана была справедливость заслугам его в звании посла. Еще в мае Великая Княгиня просила об этом и вице-канцлера, и министра государственных имуществ; о том же получил я от нее несколько писем. Хлопоты Её Высочества увенчались полным успехом. Князь Горчаков, довольный в душе удалением графа Киселева, не только сделал все, чего желала Великая Княгиня, но даже предоставил мне редактировать Высочайший рескрипт, - о чем я не замедлил сообщить Её Высочеству (18-го августа).

Граф Киселев, пробыв в Рагаце около двух недель, выехал оттуда 4/16-го сентября в Париж, где уже нашел Высочайший указ 30-го августа и рескрипт. По возвращении императора Наполеона из Биарица в С.-Клу граф Киселев имел у него 4/16-го октября последнюю официальную аудиенцию и принят был

382

I

чрезвычайно любезно. Как император, так и императрица выражали ему непритворное свое сожаление об оставлении им своего поста. 6/18-го октября русской колонией в Париже дан был графу Павлу Дмитриевичу прощальный обед. Число желавших принять участие в этом заявлении сочувствия к бывшему послу было так велико, что едва могло поместиться в большой зале ресторана «Les freres provinciaux»*. За обедом произнесено было много речей; но сам граф Павел Дмитриевич был так растроган и взволнован, что не в силах был произнести приготовленную им речь.

Прежний посол остался жить в Париже частным человеком, переместился в наемную квартиру в Faubourg St. Germain " и про-

* «Провинциальные братья». (Пер. с фр.) Предместье Сен-Жермен. (Пер с фр.)

383

должал до конца жизни пользоваться общим уважением и вниманием в высшем кругу парижского общества.

Назначение барона Будберга посланником в Париж последовало только 5/17-го ноября, так что во все лето и до приезда нового посланника делами русского посольства в Париже заведовал советник посольства действительный статский советник Павел Петрович Убри, который и был назначен на место барона Будберга посланником в Берлин. Только 11-го ноября барон Будберг выехал из Петербурга и 30-го ноября (12-го декабря) представил свои верительные грамоты императору Наполеону, который в своей ответной речи новому русскому посланнику сказал: «Я успел оценить прямодушие вашего Государя и питаю к нему искреннюю дружбу». Действительно, в течение последних шести лет представителем России в Париже графом Киселевым сделано было все, что то него зависело, чтобы установить дружественные отношения между двумя империями и внушить правителю Франции доверие к политике русского самодержца.

Брат мой Николай, после поездки своей в Петербург в мае месяце, провел короткое время в Париже, а в половине июня, со всей своей семьей, отправился в Эмс. Воды эмсские принесли заметную пользу здоровью его жены. В начале августа вся семья переехала на остров Wight и поселилась в Вентноре. Парижские врачи советовали брату провести еще одну зиму на юге; однако же не требовали этого безусловно, а потому вопрос о будущей зиме оставался пока открытым. Но вопрос этот крайне беспокоил брата; он убедительно просил и меня, и А.В. Головнина разъяснить ему положение дел в Петербурге и дать благой совет. «При настоящих обстоятельствах от работ и жертв отказываться нельзя», - писал он мне из Эмса 1-го августа164.

По мере того, как подвигалось время к зиме и как положение дел у нас все усложнялось, усиливалось и раздумие брата. Ему совестно было пользоваться спокойствием и отдыхом за границей, когда, по-видимому, столько было дела в отечестве. А.В. Головнин, при одном из своих докладов Государю (в половине сентября) о ходе работ по университетскому уставу, попробовал завести речь о назначении моего брата членом Государственного Совета; но из ответа Его Ве-

384

личества вывел заключение, что для возвращения брата к служебной деятельности время еще не наступило. В таком смысле Головнин написал моему брату, который на этом основании и решился провести еще одну зиму в Париже, к великому удовольствию дяди графа Киселева. Приехав со всей семьей в Париж в конце сентября, брат поселился в уютном домике в Champs-Elyses, rue Goujon*.

* На Елисейских Полях, улица Гужон. (Пер. с фр.)

385