Побеги за границу и поручные записи

Побеги за границу и так называемое право отъезда

Великой загадкой царствования Ивана был и остается вопрос, как и почему произошел многолетний разрыв царя со своими приближенными и дворянами, наложивший неизгладимую кровавую печать на имя Ивана у современников и потомства. Историки, чтобы понять и как-нибудь объяснять эту загадку, много говорили о так называемых «притязаниях» (разумеется, своекорыстных п реакционных) боярства, и на фоне обличения этих притязаний вырисовывалась величественная фигура царя, чуть не революционера на троне, тщетно всю жизнь боровшегося с косным, невежественным и своекорыстным боярством.

Среди этих притязаний боярства одно из первых мест занимало так называемое право отъезда. Правда, в рассуждениях о праве отъезда оговаривались, что оно давно уже вышло из употребления, но что бярство пыталось будто бы восстановить эту далекую старину. В основе этих рассуждений лежит очень большое недоразумение.

Упускали из виду, что огромное большинство московских служилых родов уже более двухсот лет служило наследственно, от отца к сыну, что случаи отъездов в этой среде были крайне редким исключением даже в XV в., что при ликвидации независимости Ярославского, Тверского и Рязанского княжеств местные землевладельцы сохранили свои вотчины ценой отказа за себя и за свое потомство от права отъезда и что в XVI в. отъезжать было некуда, так как последний удельный князь Владимир Андреевич Старицкий, получая в 1541 г. удел, дал обязательство не принимать к себе на службу людей великого князя.

Напомню, что на соборе 1550 г. было проведено постановление, по которому митрополит и владыки не имели права принимать к себе на службу детей боярских без особого разрешения царя. Наконец, в судебнике того же года было постановлено запретить

118

.кому бы то ни было принимать на службу государевых детей боярских, за исключением отставленных от службы.

Чтобы покончить с легендой о притязаниях боярства на право отъезда, достаточно внимательно и без предубеждения просмотреть полемику царя Ивана с Курбским. Казалось бы, кому как не Курбскому было кстати в оправдание своей измены и побега вспомнить о старинном праве отъезда. В действительности этого мы не видим.

Царь Иван в первом «Послании» к Курбскому пишет, что тот, изменив и нарушив крестное целование, спас свою жизнь, но погубил навеки душу. Гораздо выгоднее было бы ему, по мнению царя, вытерпеть все от него, строптивого владыки, и получить за то мученический венец на том свете: «Ты же, тела ради, душу погубил оси и славы ради мимотекущия нелепотпую (т. е. дурную.— [С. В.]) славу приобрел еси, и не на человека возъярився, но на бога востал еси... и аще праведен еси и благочестив, почто не изволил еси от мене, строптивого владыки, страдати и венец жизни насле-дити (т. е. унаследовать.— [С. В.]), ...единаго ради малаго слова гневна не токмо свою едину душу, но в своих родителей души погубил еси» '. Ниже в том же «Послании» Иван, противореча себе, что с ним случалось нередко, писал: «Зла же и гонения без-лепа от мене не приял еси, и бед и напастей на тебя не подвигли есме; а кое и наказание мало бывало на тебе, и то за твое преступление... А лжей п измен, их же не сотворил еси, на тебя не взваживали есме; а которые еси свои проступки делал, и мы по тем твоим винам по тому и наказание чинили» 2.

Курбский в первой «епистолии», оправдывая свой побег, писал: «Коего зла и гонения от тебя не претерпех! И коих бед и напастей на мя не подвигл еси! И коих лжеплетений презлых на мя не возвел есп! ...Не испросих умиленными глаголы, не умолих тя многослезным рыданием, нп исходатайствовах от тебя никоея же милости архпрейскими чинами», т. е. заступничеством митрополита и владык3. В третьем письме Курбский писал, что «аще кто по неволе присягает или кленется, не тому бывает грех, кто крест целует, но паче тому, кто принуждает, аще бы и гонения не было; аще ли же кто прелютаго ради гоненпя не бегает,— аки бы сам себе убойца», т. е. самоубийца. При этом Курбский ссылается не на право отъезда, а на священное писание: «Аще же, рече (бог.— [С. В.]), гонят вас во граде, бегайте во другии» 4.

Что побег Курбского был вызван далеко не единым и не малым гневным словом царя, видно из «Послания» самого Ивана и из приведенных заявлений Курбского. Если нужны еще подтверждения, то укажу на частное письмо Курбского в Печерский Псков-

1  РИБ, т. XXXI, стр. 16, 17.

2  Там же, стр. 88.

3  Там же, стр. 3.

4  Там же, стр. 131.

119

ский монастырь, написанное им в эмиграции. Курбский пишет старцу Вассиану Муромцеву о своих делах и высказывает, между прочим, упрек по адресу иерархов церкви: «Каких напастий и бед, и наругашш, и гонения не претерцех! Многажды в бедах своих ко архиереем н ко святителем, и к вашего чина преподобию (т. е. к архимандритам и игуменам монастырей.— [С. Б.]) со умиленными глаголы и со слезным рыданием припадах и валяхся пред ногами их... и пи малые помощи, ни утешения бедам своих от них по-лучих, но вместо заступления некоторые от нпх потаковнпкн нх кровом нашим наострители явпшася» 5.

Итак, все притязания Курбского сводятся к тому, чтобы не быть битым без вины и без суда, а в оправдание своего побега он ссылается не на право отъезда, хотя бы устаревшее и вышедшее из употребления, а на Евангелие, которое не только разрешает, но и рекомендует бежать от верной смерти, чтобы не совершить «великого греха» самоубийства. Само собой разумеется, что венец мученика в загробной жизни, который ему предлагал Иван, Курб-              h

ского не соблазнял. Не менее ясна позиция царя Ивана: «жаловати своих холопей вольны, а и казнити их вольны же», и не дело холопа рассуждать, за вину бьют его или без вины.

Если можно считать несомненным, что Курбский не претендовал на право отъезда, то не менее несомненным следует считать"             | то, что его побегу предшествовал ряд столкновений с царем, что ему приходилось прибегать, как это было в обычаях, к печалова-нию и заступничеству иерархов церкви и что он бежал в конце концов не от «малого гневного слова» царя, а от более пли менее реальной угрозы смерти. В чем была его последняя вина н насколько действительна была грозившая ему опасность, об этом Курбскому было лучше знать п судить, чем нам спустя 400 лет после событий, относительно которых до нас дошло так мало               f источников.

Чтобы правильно понять и объяснить значение факта побега Курбского, недостаточно выслушать заявления по этому вопросу царя Ивана и самого Курбского, необходимо расмотреть весь поток побегов, захвативший в 1564 г. Курбского и продолжавшийся в               "

последующие годы.

В родословных источниках довольно много указаний на побеги.               »

Их было бы еще больше, если бы подобные факты считались похвальными и достойными сохранения в памяти потомства. К сожалению, все эти указания не датируются, что значительно снижает             eJ их цену. gj

Опалы вызывали побеги, и обратно, побеги влекли за собой новые опалы, поражавшие в первую очередь семью бежавшего, а затем больший или меньший круг его родственников. Разобраться в последовательности событий большей частью очень трудно. Так,

5 РИБ, т. XXXI, стр. 406.

120

в самом начале опрпчных казней был казнен думный дворянин* Петр Иванович Горенский Оболенский; у него был брат Юрий, про которого родословцы сообщают, что он бежал в Литву. Побег ли Юрия вызвал казнь его брата Петра или казнь Петра побудила Юрия бежать, сказать невозможно.

Тимофей Иванович Пухов Тетерин за неизвестную нам вину был принудительно пострижен и сослан в Антониев Сийскнй монастырь. Около 1563 г. он бежал из ссылки в Литву и вступил в ряды вражеской армии. Его измена и активное выступление против родины вызвали преследование его родственников. Некоторые были казнены, кажется, непосредственно после побега Тнмохп, другие в самом начале опричнины были сосланы на житье в Казань, а несколько позже тоже казнены. В общем в Синодике опальных записано 17 чел. Тетериных (в писцовых книгах Казани 1565 г. показаны сосланными на житье: родной брат Тимохп Осип, двоюродные братья Василий Иевлев, Михаил и Григорий Гундо-ровы н Ширяй).

Иногда казнь видного представителя рода ложилась клеймом на весь многочисленный род и вызывала побеги и новые казни. Так было с Квашниными. В 1571 г. был казнен в Новгороде Василий Васильевич Квашнин Розладин, а жена его принудительно-пострижена. Много позже, в 1589 г., Василий Андреевич Квашнин в местническом споре с Ф. Бутурлиным писал: «А то, государь, деялось грехом нашим да государскою опалою; в государской опале не стало Ивана Пояркова сына Квашнина да Семейки Чюл-кова сына Квашнина, да Ивана Федорова сына Невежина, да Василья Розладина. И видя, государь, наш грех, а государскую на нас опалу, в те ж поры пропал в Литве Золотой Григорьев сын Квашнин, и государь на нас в те поры на всех положил опалу, и мы, государь, видя свой грех, не смели нп о чом бить челом государю, ни о отечестве, ни о местах» 6.

Относительно И. Ф. Невежина известно, что он был казнен года через два после Василия Розладина. Приблизительно в то же время бежал в Швецию Петр Розладин, вероятно, двоюродный браг Василия. Петр Розладин вступпл на службу и в 1594 г. был под-полког'^'ком. Его сын Фриц в 1625 г. был причислен к шведскому дворянству п умер бездетным в 1628 г. Золотой Квашнип при царе-Федоре выпросил себе помилование, вернулся в Москву и в 1610 г. служил в городовых детях боярских с небольшим окладом в 6 руб.

Немногим эмигрантам удавалось устроится и, подобно Петру Розладину. сделать карьеру, большинство беглецов пропадала навсегда в полной безвестности.

Просматривая список известных нам беглецов, мы видим, чт<И подавляющее большинство их принадлежало вовсе не к высшим

6 Н. П. Лихачев. Разрядные дьяки XVI в. СПб., 1888, приложения, стр. 16.

121

чинам Государева двора, а к рядовым дворянам и к младшим, иногда совсем захудалым членам боярских родов. Побег кн. Курбского, боярина и прославившегося во многих походах воеводы, был исключением и потому произвел такое сильное впечатление.

Поред учреждением опричнины побеги стали столь заурядным явлением, что летописец, рассказав об отбитом в октябре 1564 г. нападении Литвы на Полоцк, прибавляет: «...В государеве вотчине в городе Полотцке всякие осадные люди, дал бог, здорово; а только один изменник государьокой убежал с сторожи к литовским людям новоторжец сын боярской Осмой Михайлов сын Непей-цын» 7. По родословным источникам, 1в разное время бежали следующие лица из боярских родов: князья Василий Андреевич Ша-махея Шастунов, Лев Иванович Морткип Вельский, Иван Дмитриевич Губка Шуйский, Михаил Иванович Ногтев Суздальский, Ф. И. Буйносов Ростовский, Михаил Андреевич Ноготков Оболенский (бежал после казни своего отца); Иван Борисович Прусякин, Владимир Семенович и Иван Иванович Ярого Микулин Заболотский. Даниил Петрович Белеутов «казнен в литовском отъезде». Григорий и Иван Тимофеевичи Борисовы Бороздины в 1553 г. были осуждены по обвинению в ереси М. Башкина. Иван Тимофеевич был сослан в Валаамский монастырь и бежал оттуда в Швецию 8.

Заканчивая рассказ о побегах, следует сказать несколько слов о другой форме уклонения от грозы гонений, к которой прибегали слуги царя Ивана,— о пострижении в монашество. Риск быть пойманным в пути или на пограничной заставе и кары, которым обыкновенно подвергались родственники бежавшего, удерживали многих от побега, и они избирали менее рискованный путь — заканчивали свои счеты с жизнью и самовольно уходили в монастырь. Для ухода в монастырь обыкновенно было необходимо разрешение царя, но поскольку пострижение в монашество считалось вообще делом богоугодным, царь Иван смотрел на него сквозь пальцы и даже сам прибегал, как упоминалось выше, к принудительному пострижению персонально и целыми семьями. Но когда уходы в монастырь стали многочисленными, Иван стал вносить в поручные записи обязательство служилого человека не постригаться без разрешения, а иногда подвергал самовольно постригшегося человека казни, не взирая на монашескую рясу, которой тот рассчитывал прикрыться от царского гнева.

Так погиб Никита Казарпнов Голохвастов с сыном Федором. Когда царь узнал, что тот постригся и принял «ангельский чин», т. е. схиму, он приказал привести его с сыном в Александрову слободу и казнил их. Курбский рассказывает, будто Иван при этом

7  ПСРЛ, т. XIII, ч. II, стр. 39.

8  ААЭ, т. I, стр. 355.

Новое издание описи Царского архива, см. «Описи Царского архива XVI в. и архива Посольского приказа 1614 г.», под ред. С. О. Шмидта. М., I960.— Прим. ред.

122

•сказал: «Он... ангел: подобает ему на небо взлетети», велел посадить на бочку с порохом и, «привязавши тамо мужа, взорвати» 9.

Поручные записи

В борьбе с побегами царь Иван употреблял старое средство — поручные записи, доводя его до крайних пределов. Издавна московские князья, «отдавая вину» провинившемуся служилому человеку «за печалованием» митрополита и владык плп по ходатайству бояр и дворян, приводили его к крестному целованию по особой записи и брали поруку в форме особой поручной заппси или писали поручителей в крестоприводную запись.

Ответственность митрополита и властей была исключительно моральной. Подкреплением поручной записи со стороны поручителей была угроза отлучения от церкви и проклятие «в сем веке и в будущем», если прощенный за пх поручительством человек провинится вновь. Ответственность поручителей из частных лиц могла быть двоякой. Поручитель отвечал либо «головой», т. е. лично и всем своим имуществом, как и человек, за которого он ручался, либо поручительство было только имущественным и ограниченным определенной суммой.

Полное поручительство можно было получить только в среде родственников, друзей и близких знакомых. Ограниченное поручительство, конечно, было легче получить, но и оно требовало от выручаемого человека тех или иных жертв. Во всяком случае поручители, принимая на себя ответственность, становились заинтересованными в поведении п образе жизни вырученного ими лица и по существу как бы брали его под свой надзор.

Обыкновение брать записи по человеке, провинившемся перед князем и прощенном им, существовало давно. До нас дошло, начиная с третьей четверти XV в., [много] записей (они напечатаны в I томе «Собрания государственных грамот и договоров»). От времени царя Ивана мы имеем записи по десяти лицам, но в действительности их было очень много. Так, в известной описи царского архива, кроме напечатанных записей, упоминаются записи по известном боярине Иване Ивановиче Хабарове и целый ящик (35-й), «а в нем грамоты поручные, старые п новые, п список грамот подтвержденных» 10.

Из той же описи царского архива мы узнаем, что кн. Иван Вельский дал в 1562 г., сверх обычных поручных, еще другие подтвердительные записи: запись, по которой он целовал крест своим поручителям, и запись, по которой были приведены ко кресту его дворовые люди.

Записи времени царя [Ивана] отличаются от старых исключительно большим количеством головных (основных) поручителей,

9  РИБГт. XXXI, стр. 308.

10  ААЭ,.т. I, стр. 338.

123

очень большим количеством подручных с ограниченной ответственностью и огромной по тому времени денежной неустойкой.

Напечатанные более ста лет тому назад записи до сих пор остаются не использованными и не оцененными в должной мере историками. На них ссылались в связи с тем или иным лпцом, которое должно было дать запись, заимствовали какую-нибудь подробность из текста записи, но никто не обращал внимания на поручителей и не задавался вопросом, какое практическое значение имело поручительство сотен лиц. Между тем только в десяти напечатанных записях насчитывается до 950 чел., из которых 117 чел. ручались дважды, 16 — трижды, 7 — четырежды, а рязанец Куш-нпк Григорьевич Вердеревский ручался пять раз.

Внимательный анализ состава поручителей дает возможность сделать несколько существенных наблюдений и выводов. Обыкновенно выручаемый должен был сам набрать поручителей и договориться с ними, но не исключена возможность, что царь Иван приказывал, конечно, негласно, тому или иному доверенному лицу предложить свое поручительство с тем, чтобы поручитель имел основание и право интересоваться частной жизнью и поведением выручаемого.

,- * Поручительство частных лиц по существу было аналогично пе-

/чалованию за виновного митрополита и властей. Поручители были

! как бы посредниками и соглашателями между царем и заподоз-

/ ренным или провинившимся перед ним человеком. Рискуя своей

< головой и имуществом, они связывали свои интересы с судьбой

1 выручаемого. Таким образом, практика поручительства, доведен-

/ ная царем до крайних пределов, вызывала последствия, едва ли

I предвиденные царем и едва ли для него желательные; она сплачи-

^_вала среду, с которой Иван был в конфликте.

В составе поручителей мы видим самые разнообразные элементы класса служилых землевладельцев. После учреждения опричнины опричникам было запрещено не только поручитель-ствовать, но даже иметь общение с земскими, однако в записях после 1565 г. мы находим то же разнообразие элементов.

Возьмем поручную 1562 г. но кн. И. Д. Вельском. Напомню-, что Вельский был не заподозрен, а уличен в измене и намеревался бежать в Литву. Поэтому поручительство было делом весьма серьезным. В числе поручителей по Вельском мы видим будущих опричников: Ивана Ивановича Наумова Бухарина, Федора Васильевича Вокшерина, который незадолго перед тем привез царю Ивану невесту из Кабарды, Федора Матвеевича Денисьева Булгакова, кн. Петра Ивановича Борятинского, Ивана Григорьевича Со-вина, Алексея Михайловича Старого Меликова и др. Вперемежку с будущими опричниками за Вельского ручались лица, казненные в разное время — до учреждения опричнины и после: боярин Владимир Васильевич Морозов и кн. Михаил Петрович Репнин, Иван Григорьевич Выродков, Григорий Иванович Кафтырев, Михаил

124

Матвеевич Лопатин, Молчан Семенович Митьков (убитый царем на пиру), кн. Дмитрий Федорович Шевырев Оболенский, Григорий Семенович Плещеев, кн. Василий Васильевич Волк Ростовский, Семен Степанович Сунбулов, Андрей Федорович Щепотьев и др.

В социальном отношении состав поручителей очень разнообразен и охватывает разные слои служилого класса. Мы видим, наряду с людьми в думных чинах, дворян разной значительности и разных чпыов и довольно большое количество заурядных городовых детей боярских. Большинство поручителей, конечно, было из дворян.

Не менее показателен состав поручителей по кн. Александре Воротынском (1563 г.). За него ручались головой и 15 тыс. руб. кн. Иван Дмитриевич Вельский, кн. Иван Федорович Мстиславский и такие крупнейшие будущие опричники, как Алексей Данилович Басманов, Иван Яковлевич Чеботов, бояре кн. Андрей Иванович Ногтев Суздальский, Дмитрий Иванович Немого Телеп-нев Оболенский и казненные вскоре после этого поручительства бояре кн. Юрий Иванович Кашин Оболенский и Михаил Петрович Репнин. Еще разнороднее состав подручных поручителей с ограниченной ответственностью. И здесь мы находим будущих опричников: кн. Петра Ивановича Борятпнского, Ивана Ивановича Выродкова, Андрея Тимофеевича Зачесломского, Утеша Андреевича Капустина и Никифора Матвеевича Товарищева.

В поручной записи по боярине Иване Васильевиче Большом Шереметеве 1564 г. мы видим будущих опричников: Константина Дмитриевича Поливанова, Василия Федоровича Ошанина и Ивана Ивановича Бухарина Наумова, а рядом с ними казненных впоследствии Андрея Ивановича Баскакова, Федора Молчанова Дементьева, Андрея Тимофеевича Зачесломского, Григория и Семена Романовичей Образцовых, Никифора и Степана Матвеевичей Товарищевых.

Более детальное исследование поручных записей, наверное, даст возможность еще ярче охарактеризовать сложность и многообразие отношений родства и свойства, бытовых и служебных связей, отношений дружбы и соседства, которыми сплетались представители служилого класса, в особенности в ограниченной сфере Государева двора, ближайшего окружения царя. Каждый удар, который царь Иван наносил тому или иному представителю этой среды, задевал в большей или меньшей мере десятки лиц, связанных с опальными, и вызывал с их стороны реакцию. Когда в 1563—156^ гг. опалы поразили большое количество дворян, царь "Иван должен был почувствовать себя опутанным густой сетью «печальников», ходатаев и лиц, готовых ручаться за опальных головой и всем своим имуществом.

Официальный рассказ об учреждении Опричного двора подтверждает вывод, сделанный выше на основании изучения поруч-

125

ных записей. В грамоте, присланной из Александровой слободы в Москву, царь писал: «И в чем он, государь, бояр своих и всех приказных людей, также и служилых князей и детей боярских по-хочет которых в их винах понаказати и посмотрити, и архиепископы, н архнмадриты, и игумены, сложася з бояры п з дворяны, и з дьяки, и со всеми приказными людми, почали по них же государю царю и великому князю покрывати» ". • /~~" Обойтись в управлении государством и в армии без старого Го-I сударева двора и входивших в состав его людей было невозможно. I Оставаться в этой среде и одновременно бороться с ней станови-/ лось небезопасным. Выход из этого положения царь Иван нашел / в том, чтобы удалиться из старого двора и устроить новый, «осо-Л бый» пли, как его позже стали называть, «опричный двор», набрать в него по своему усмотрению доверенных и покорных слуг, I обеспечить сеое таким образом безопасность личную и получить \£вободу действий.

Кажется совершенно непонятным, как можно было рассуждать об Опричном дворе, не зная, что он был выделен из старого Государева двора, существовавшего с незапамятных времен, и органи-/ зован по его образцу, что все время существования опричнины ста-/ рый двор продолжал существовать параллельно, что, наконец, от-Ч ставка опричнины состояла в том, что оба двора были по-прежнему \ слиты в один двор, который после этого просуществовал до рефор-\мы Петра I.

В рассказе о реформе 1550 г. была сделана мной общая характеристика Государева двора и в основных чертах выяснены значение дворян в центральном и местном управлении Московского государства и место, которое занимал двор во всей массе служилых помещиков и вотчинников. В дополнение к этой характеристике необходимо ближе рассмотреть генеалогический состав двора, чтобы иметь ясное представление о той среде, в которой пришлось жить и действовать царю Ивану.

Дружина князя ХП—XIII вв. делилась на две неравные части: на старейшую и на молодшую дружины. Такое же, по существу, деление было и во дворе московских государей XVI в. Приблизительно две трети двора, около 1800 чел., сл^жили^_в_-щш« жильца. Это — молодшая дружина м"Ьтковскйх"государей. Жильцы несли охрану царского дворца, исполняли мелкие поручения, а в царских походах были рядовыми государева дворового полка. ('Таким образом, жильцы играли роль телохранителей и были как [бы гвардией московской армии. Никакой роли в управлении госу-/ дарством они не играли.

Роль старейшей дружины играли высшие чины двора, начиная с боярина. Думные чины от боярина до думного дьяка включительно были правящей верхушкой двора. При царе Иване «дума»

11 ПСРЛ, т. XIII, ч. II, стр. 392.

126

состояла из 50—60 чел. В руках думцев и следующих двух чинов — больших дворян и стольников было все центральное и местное управление государством, все командные должности в армии, в гражданском управлении и во внешних сношениях.

Для характеристики Государева двора важно отметить две его стороны: во-первых, совершенно непривычную для наших понятии генеалогическую устойчивость состава двора и, во-вторых,, очень ограниченное количество родов в фамилий, представители которых из поколения в поколение занимали место в высших чинах двора. Поясню эти положения двумя примерами. Дьяки, независимо от происхождения, служили обыкновенно по дворовому списку. Сыновья дьяков зачислялись во двор в чине жильца, и это было обычно пределом их карьеры. В исключительных случаях дьяческий сын, если его отец был из детей боярских, достигал чина стряпчего или стольника. Представитель боярского титулованного или нетитулованного рода начинал обычно службу с чина стольника. Если он благополучно и исправно продвигался по службе, то из стольников мог попасть в думные дворяне и даже в окольничие, а затем получить высший чин — боярство. Но были и такие «великие», как тогда говорили, роды, представители которых, начиная службу с чина стольника, получали боярство непосредственно, минуя чин окольничего.

Для характеристики состава. двора, чтобы не слишком углубляться в дебри генеалогии, приведу несколько справок о дворе царя Ивана.

Из рода Бяконта (Плещеевы, Игнатьевы и др.) и из рода Пушкиных при Иване во дворе служило по 43 чел.; 30 — Заболотских, 39 — Беклемишевых, по 22 чел. Поливановых и Татищевых, не менее 30 — из рода Ратшн (Федоровы, Бутурлины, Чеботовы, Чулковы, Жулебины, Слизневы, Челяднины и другие фамилии).

То же мы видим и в титулованных родах. При Иване во дворе служили: не менее 120 чел. князей Ярославских, 69 — Оболенских, 31 — Белозерских, 29 — Стародубских, 28 — Ростовских, 25 — Мещерских и т. п.

В общем можно сказать, что две трети Государева двора времени Ивана, и притом в высших чинах, происходило из трех десятков княжеских и четырех десятков нетитулованных родов. Естественно, что при большой устойчивости служебного положения и ограниченном количестве родов все они с течением времепи в напряженной борьбе за положение многократно сплетались узами родства и свойства путем браков. Важное значение этого факта станет ясным, если напомнить, что и московские великие и удельные князья на протяжении истории не раз вступали в брачные связи и выдавали своих сестер и дочерей за своих титулованных н нетитулованных слуг.

Рискуя наскучить читателю, приведу несколько справок о родственных связях ближайшего окружения царя Ивана.

127

Обзор следует начать с князей Глинских, родственников царя Ивана по матери, Елене Васильевне Глинской. Брат вел. кн. Елены кн. Юрий Васильевич, убитый в Москве чернью в 1547 г., был женат па кн. Ксении Васильевне Бычковой Ростовской. Их сестра кн. Марья Васильевна была замужем за старшим представителем рода ярославских князей, за кн. Иваном Даниловичем Пенковым. Родной дядя вел. кн. Елены кн. Михаил Львович Дородный (умер в тюрьме в 1534 г.) был женат на кн. Елене Ивановне Немого Те-леппевой Оболенской. Их дочь была замужем за кн. Федором Ивановичем Троекуровым. Наконец, двоюродный брат царя Ивана по матери кн. Иван Михайлович Глинский женился на дочери известного опричника Григория Лукьяновича Малюты Скуратова Вельского.

В брачных связях князей Глинских следует отметить их родство с князьями Оболенскими и с одной из самых могущественных боярских фамилий — с Челяднинымп. Кн. Иван Иванович Немой Телепнев приходился двоюродным братом известному боярину Ивану Федоровичу Овчине Оболенскому, погибшему в борьбе князей Шуйских со сторонниками вел. кн. Елены. Сестра кн. Ивана Федоровича Овчины Аграфена, по мужу Челяднина, как известно, была мамкой будущего царя Ивана, которой вел. кн. Василий Иванович, умирая, поручил воспитание своего наследника.

Челяднины, начиная со времени вел. кн. Василия Темного, были в особой близости у великих князей. Родная тетка мамки Агра-фены Марья Андреевна Челяднина была замужем за кн. Семеном Даниловичем Холмскпм, брат которого Василий в 1500 г. женился на дочери вел. кн. Ивана III Федосье. Кн. Василпй Данилович Холмский за какую-то провинность, вероятно, семейного свойства, был лишен боярства и в 1509 г. сослан на Белоозеро, где и умер в тюрьме.

Боярин и конюший Иван Иванович Челяднин (умер в 1542 г.) был женат па кн. Анастасии Ивановне Палецкой, а его сестра Марфа была замужем за кн. Дмитрием Федоровичем Вельским. Последней представительницей рода Челяднйных была Марья Васильевна, родная племянница мамки Аграфены. В первом браке она была за кн. Иваном Осиповичем Дорогобужским, а во втором — за известным боярином Иваном Петровичем Федоровым, старшим представителем рода Акинфовичей Ратшиных, из которого вышли фамилии Бутурлиных, Чеботовых, Чулковых, Жулебиных.

Карьера князей Вельских, потомков великих князей Литовских, может служить хорошим примером тех трудностей, которые приходилось преодолевать знатным выходцам из-за рубежа, попадая в сплоченную среду московского боярства. В 1482 г. кп. Федор Иванович Вельский порвал связи со своей родиной и выехал в Москву к вел. кн. Ивану. Его выезд имел большое политическое значение, и он был принят с большой честью. Он женился на кн. Анне

128

Васильевне Рязанской и получил в вотчину и в удел большое владение Демон, Мореву слободу и полость Велилю в Шелонской пятине Великого Новгорода '2. Однако знатный Гедиминович, видимо, не мог сразу примениться и привыкнуть к московским порядкам и в 1493 г. подвергся опале, был посажен в тюрьму и лишился пожалованной ему вотчины. В конце века Федор Иванович был помилован н получил вотчину — удел, но не па западной окраине Московского государства, а на восточной — па Волге. Вел. кн. Иван дал ему город Лух с волостями, Вичугу, Кпнопшу и Чпхачев 13. У кн. Федора Ивановича было три сына, из которых второй, Иван Федорович, был убит в 1541 г. кн. Шуйским, а младший, Семен, в конце княжения вел. кн. Василия бежал в Литву.

Вельские сплелись узами родства с великокняжеским домом и с несколькими первостепенными боярскими родами. Иван Федорович, убитый в 1541 г. Шуйским, был женат на кн. Елене Михайловне Щенятевой и был, таким образом, в свойстве с князьями Куракиными и Голицыными. Его старший брат Дмитрий Федорович был женат на Марфе Ивановне Челядниной (умер в 1551 г.). Единственный сын Дмитрия Федоровича Иван Дмитриевич, последний представитель рода, был женат на кн. Марфе Васильевне Шуйской, внучке царевича Петра и правнучке вел. кн. Ивана III. Сестры кн. Ивана Дмитриевича были в замужестве: Евдокия — за боярином Михаилом Яковлевичем Морозовым, казненным в 1573 г., а Анастасия — за царским шурином Василием Михайловичем Юрьевым, которого современники считали одним из вдохновителей учреждения опричнины.

Наряду с князьями Глинскими и Вельскими по знатности и высокому положению при дворах вел. кн. Василия и царя Ивана стояли князья Мстиславские, потомки Гедимппа. Кн. Федор Михайлович Мстиславский выехал в Москву в 1526 г. и получил в вотчину и в удел волость Юхть, бывший удел ярославских князей Юхотскпх. Кн. Федор Михайлович первым браком был женат на вдове кн. Василия Васильевича Шуйского, кн. Анастасии Петровне, дочери царевича Петра п внучке вел. кн. Ивана III. Через этот брак Ф. М. Мстиславский породнился с князьями Вельскими, так как дочь кн. В. В. Шуйского И Анастастг Марфа стала женой кн. Ивана Дмитриевича Вельского. Вторым браком кн. Ф. М. Мстиславский был женат на Анастасии Владимировне Воротынской, родной племяннице кн. Михаила Ивановича Воротынского, казненного в 1573 г.

Сын Федора Михайловича, Иван Федорович, был женат на кн. Ирине, дочери кн. Александра Борисовича Горбатого Суздальскою, казненного при учреждении опричнины. Этот брак роднил И. Ф. Мстиславского с Романовыми, так как другая дочь

12  ПСРЛ. т. XII, стр. 213—214.

13  СГГиД, т. I, стр. 392.

9 С. Е. Веселовский                                                                                                                      129

кн. Александра Горбатого, Евдокия, была женой Никиты Романовича Юрьева, брата царицы Анастасии.

Кн. Александр Борисович Горбатого через свою жену Анастасию Петровну Головину был в родстве и свойстве с рядом боярских фамилий. Ховрины, Головины и Третьяковы, богатые потомки выезжего грека Стефана Васильевича, были как бы узлом целого клубка родственных нитей, связывавших ряд боярских фамилий. Отец кн. Анастасии Горбатой, казначей Петр Иванович, был жепат на кн. Марье Васильевне Одоевской. Сестра казначея Петра Марья была замужем за боярином кн. Иваном Дмитриевичем Проясним. Его другая сестра, Евдокия, была женой боярина Ивана Васильевича Хабара Симского, отца злополучной жертвы царской опалы боярина И. И. Хабарова, принудительно постриженного и умершего, по-видимому, не своей смертью в Кириллове монастыре.

Агриппина Дмитрневна Ховрина была женой боярина Ивана Григорьевича Морозова, а ее сестра Анна-Славна — боярина кн. М. В. Кислого Горбатого Суздальского.

В следующем колене рода Ховриных Головиных следует отметить такие связи. Казначей Иван-Фока Петрович Головин (умер в 1562 г.) был женат на кн. Анне Ивановне Шаминой Ярославской. Его брат Петр Петрович, казненный при учреждении опричнины одновременно с кн. Александром Горбатым, был женат на Анне Поджегиной Зайцевой, дочери известного любимца вел. кн. Василия Ивана Юрьевича Шигони. Другой брат Ивана-Фоки, Даниил Петрович, был женат на Ульяне Федоровне Адашевой, сестре Алексея и Даниила Адашевых. В том же колене Евдокия Ивановна Третьякова была замужем за кн. Василием Ивановичем Горбатым, а ее двоюродные сестры Софья Юрьевна Грязного Ховрина — за кн. Василием Ивановичем Репниным, а Дарья — за Никитой Романовичем Юрьевым, братом царицы Анастасии.

Отмечу еще несколько связей боярских фамилий с великокняжеским домом.

Кн. Василий Андреевич Сицкий, принятый в Опричный двор, был женат на Анне Романовне, сестре царицы Анастасии.

Князья Курбские через Тучковых Морозовых были в кровном родстве с царицей Анастасией Романовной. Ирина Ивановна Тучкова была матерью Романа Юрьевича Захарьина и бабкой царицы Анастасии, а Андрей Михайлович Курбский был правнуком по матери Василия Борисовича Тучка Морозова, родного брата Ивана Тучка — деда царицы Анастасии.

Об этом родстве кн. А. М. Курбский напоминал царю Ивану в ответ на его упрек: «А и сь женою вы меня про что разлучили? Только бы у меня не отняли юницы моея, ино бы Кроновы жертвы не было» 14. На это Курбский отвечал, что только у московских

14 РИБ, т. XXXI, стр. 120.

130

князей в обычае губить «всеродие» своих кровных родственников, «а тая твоя царица мне, убогому, ближняя сродница» 15.

Хорошо известный историкам перечень думных людей по годам, начиная со времени вол. кн. Василия Темного, при первом поверхностном знакомстве не дает правильного представления о составе и характере Боярской думы великих князей и царей. Для понимания этого источника совершенно необходимо иметь все время под руками поколенные росписи титулованных н нетитулованных родов. При помощи поколенных росписей выясняется очень важный для понимания Боярской думы и ее значения в истории Московского государства факт. Большинство представителей думы, и притом в высших чинах, принадлежало к небольшому количеству первостепенных родов, которые из поколения в поколение выделяли из своей среды по нескольку человек в думные чины и в высший командный состав армии. На втором плане за этими первостепенными родами стояли роды, представители которых достигали думных и «стратилатских» чинов спорадически, порознь, в порядке особой удачи и счастья за исключительные заслуги или по родству с великокняжеским домом.

Приведу несколько примеров карьеры первостепенных родов.

У боярина Григория Васильевича Поплевы Морозова (умер в 1492 г.) было пять сыновей. Из них один был убит в молодости под Смоленском, а другой утонул в юности в Оке. Старший сын, Иван, в 1510 г. был пожалован в окольничие, затем в 1531 г. в бояре (умер в 1549 г.). Второй сын, Василий, в 1516 г. стал окольничим и в 1532 г. боярином (умер в 1538 г.). Третий сын, Яков, до боярства не дослужился и умер в чине окольничего в 1538 г.

В следующем колене было пять человек, все в думных чинах.

Семен Иванович — с 1552 г. окольничий (умер в 1557 г.).

Григорий Васильевич — с 1548 г. окольничий, а с 1549 г. боярин (умер в 1556 г.).

Владимир Васильевич — с 1549 г. окольничий, с 1562 г. боярин, казнен незадолго перед учреждением опричнины.

Петр Васильевич — с 1550 г. окольничий, с 1554 г. боярин (умер в 1578 г.).

Михаил Яковлевич — с 1548 г. окольничий, с 1549 г. боярин и дворецкий (казнен в 1573 г.).

Кн. Андрей Иванович Старицкий был женат (1533 г.) на кн. Евфросииье Андреевне Хованской. Его сын, последний удельный князь московского дома, кн. Владимир Андреевич, первым браком был женат на Евдокии Александровне Нагой (1549 г.). Второй женой Владимира Андреевича была кн. Евдокия Романовна Одоевская (1555 г.).

Евдокня Романовна, как известно, была казнена с мужем в 1569 г., а ее брат боярин Никита Романович Одоевский, последний

15 РИБ; т. XXXI, qrp. 133.

9*              131

удельный князь идоевский, служил в это время в Опричном дворе, а через четыре года был тоже казнен.

Приведенные справки дают ясное и достаточное представление о том сложном и запутанном клубке связей кровного родства и свойства по бракам, в котором жил и действовал царь Иван.

Трагедия многолетнего кровавого конфликта царя Ивана со своим двором состояла в том, что история поставила его государем огромной страны, а та же история и все прошлое московских великих князей связывали его многообразными и многократными узами родства п свойства с правящей средой государства и тем самым делали его участником и девствующим лицом напряженной борьбы лиц, группировок фамилий и родов, которая никогда не прекращалась.

В обычное время авторитета и власти великого князя было достаточно, чтобы держать эту борьбу в рамках существовавших обычаев и приличий, но неустойчивое равновесие легко нарушалось чрезвычайными обстоятельствами. Наиболее частым поводом для вспышек было вхождение в правящую среду новых лиц и родов. Появление новых лиц в одних случаях было следствием особой милости великого князя и заслуг выдвиженца, в других — следствием выезда из-за рубежа или поступления на московскую службу княжат ликвидируемых княжеств. Наконец, следует отметить третий путь выдвижения, быть может, более всего вызывавший интриги и зависть,— брачные связи великих князей со своими «рабами», как выразился один пз ростовских князей про брак царя Ивана с Анастасией Романовной Захарьиной.

Примером выдвижения по милости великого князя за исключительные заслуги могут служить Басенковы и Адашевы. Известно, какие большие услуги оказал Федор Васильевич Басенок великому князю Василию Темному во время его борьбы с княжатами. Об исключительном доверии великого князя к Ф. В. Басенку говорит то, что он был свидетелем и, вероятно, участником составления духовной грамоты великого князя. Заслуги Басенка и милости великого князя привели его к гибели — приблизительно через год после смерти своего покровителя Басенок был ослеплен и сослан в Кириллов монастырь. Его сын, пожалованный в окольничие, был последним представителем этого рода, а затем Басенковы были вытеснены из боярской среды.

Судьба Адашевых в некоторых отношениях аналогична судьбе Басенковых. И они были в боярской среде выдвиженцами. Федор Григорьевич Адашев своими заслугами сделал исключительную карьеру и получил боярство, но не успел закрепить свое положение родственными связями и богатством. Исключительная милость царя Ивана к его сыновьям возвысила их, но вызывала зависть и вражду боярства, и этим, несомненно, объясняется то, что боярство не заступилось за Алексея Адашева, когда Иван подверг его заочно опале.                ——■---------"

[1945]