Указ об опричнине

С. Ф. Платонов выражал сожаление, что нам неизвестен подлинный указ об Опричном дворе, который упоминается в описи Царского архива. По мнению Платонова, официальная летопись дает «не вполне удачное и вразумительное его (т. е. указа.— [С. В.]) сокращение», «повествует об этом кратко и не раскрывает смысла учреждения» Опричного двора '. Мне представляется, что рассказ летописца о событиях, непосредственно предшествовавших указу об опричнине, вполне ясен, и сокращенный пересказ подлинного указа_дает все__необ^ ходимые сведения для понимания сущности и смысла Опричного двора. Конечно, лучше было бы знать подлинный указ, но мне каР" жется, что знание его было бы бесполезно для тех, кто не может понять летописного сокращения. Трудность понимания старых памятников заключается вовсе не в устарелом языке, а в том7 что их авторы хорошо знали современную им жизнь и, описывая те пли иные факхы-н-события, имели.в видучитателей, которые знали, в чем дело. Автор памятника сообщает только существенное^ предполагая, что все прочее известно читателю и понятно с полуслова.

Напомню главные выводы предшествовавшего очерка. Практика поручных записей и выступление митрополита Афанасия и бояр весной 1564 г. должны были убедить царя, что продолжать борьбу с изменами, побегами и своеволием дворян, оставаясь в их среде, в окружении старого Государева двора, невозможно и небезопасно. Еще в 1560 г. царь стал подбирать покорных приверженцев и приводить их к особой~присяге. TgKJ_j_Henpa\ старого 1^осуда]рев1Пдвора стал~образовываться, как выражался Курбский,

1 С. Ф. Платонов. Очерки по истории смуты в Московском государстве XVI—XVII вв. СПб., 1910, стр. 131, 132.

133

как бы «полк сатанинский». Этого оказалось недостаточно. Однако несомненно, что в 1564 г. в среде боярства и дворян был о_пр_еде^ данный раскол-- меньшинство покорилось и примкнуло к партии" царя, а большинство по-прежнему стояло на почве старых обычаев, ограничивавших^1зсли не формально, то по существу, самодержавие царской" власти. 1Тослё"'вёС5Н1гето выступления митропо'-лита Афанасия и бояр в опалах наступило затишье, и царь стал готовиться к решительной схватке. Выход нз положения царь нашел в том, чтобы уйти из старого Государева двора и образовать особый двор из приверженцев и надежных людей. Так как большинство дворян было против этого намерения царя, то произвести задуманный переворот, оставаясь в Москве, в окружении старого двора, было небезопасно. Сообщение Г. Штадена о том, ,> что царь из опасения мятежа выехал из Москвы и дал свой указ~7 об опричнине из Александровой слободы, мне представляется) весьма вероятным и важным для понимания дальнейших собы- / тий.

Вернемся теперь к рассказу официальной летописи. 3 декабря царь с царицей и сыновьями поехал из Москвы в село Коломенское. «Подъем же его не таков был, яко же преж того езживал по монастырем молитися...» 2. Необычность «подъема» состояла в том, что царь захватил с собой «святость, иконы и кресты, златом и камением драгим украгаеные, и суды золотые и серебряные... и платие, и денги, и всю свою казну повеле взяти с собою» 3. Необычно было и то. что царь приказал избранным боярам, дворя-шГм^ГТГртгк~азным людям сопровождать его не одним, а с женами и с детьми, а сверх того, взял с собой отряд, дворян н детей бояр-ских...«выбором изо всех городов» и приказал им выступить в полной боевой готовности «с людмн и с конми, со всем служебным нарядом» 4.

Как можно видеть, летописец хорошо знал, что было существенно и что следовало отметить, и если историки не обратили внимания на это и картинно расписывали «таинственность» и загадочность царского отъезда, говорили о большом обозе, который, по их предположению, должен был везти царскую казну, то летописец в этом не виноват.

Необычная оттепель, от которой вскрылись реки, задержала царский поезд в Коломенском. 17 декабря царь выехал в село Тайнинское, оттуда в Троицкий монастырь, где 21 декабря праздновал памятБ митрополита Петра, а от Троицы отправился, наконец, в Александрову слободу. Только 3 января 1565 г. царь прислал в Москву с известным впоследствии опричником Константином Дмитриевичем Поливановым к митрополиту Афанасию и к оставшемуся в Москве правительству грамоту и «список, а в

2  ПСРЛ, т. XIII, ч. II, стр. 391.

3  Там же.

4  Там же.

134

нем писаны измены боярские и воеводские и всяких приказных людей» 5.

Таким образом, правительство и нее москвичи u$g&&J£$£2gLJui2—.

ли в _недоумени-и относительно-необычайного .царского отъезда ж__

в неведении о дальнейших намерениях царя. Следует напомнить, что московские государи, уезжая из Москвы даже на короткое время, всегда назначали насколько бояр.^едать^в их отсутствие столицу и все деда. На этот раз царь уехал, не. назначив никого™ замёщахь его. .Что же произошло вследствие этого в Москве?" В рассказе об этом я буду придерживаться летописи, делая от себя лишь необходимые пояснения и добавления.

Прежде всего 'остановила5^ jpji to аппарата^ «...Все приказные люди приказы государьские отста^-^ виша и град оставшпа ннкнм же брегом» 6, т. о. не оберегаемым. Всяких чинов люди, начиная от бояр и до «множества народа», приходили к митрополиту и «от много захлипапия слезного» с плачем говорили: «Увы, горе, како согрешихом перед богом и про-гневахом государя своего многими пред ними согрешении... ныне х кому прибегнем, и кто нас помилует, и кто нас избавит от нахождения иноплеменных? Како могут быти овцы без пастыря? ...Также и нам как быть без государя? И иная многая словеса подобная сих изрекоша ко Афонасию митрополиту...»7. Растерявшиеся «всяких чинов люди» умоляли митрополита быть ходатаем перед государем, чтобы он «гнев свой отовратил, милость показал и опалу свою отдал, а государьства своего не оставлял и своими государьствы владел и правил, якоже годно ему, государю» 8.

Трудно в понятиях и языком того времени ярче изобразить крайнюю растерянность, которая охватила москвичей. Мы легко можем снять налет условной риторики официозного летописца и почувствовать правдивость рассказа по существу. По разным, может быть, основаниям все в Москве находились в напряженном ожпданпи катастрофы, ни времени, ни размеров, ни последствий которой никто не мог предвидеть.

^Особенно затруднительным было положенне правящих кругов, думцев и приказных" людей, на"которых в первую очередь падала ответственность и на которых, естественно, обращались взоры всех москвичей. В этой среде всем были памятны кровавые раздоры, злоупотребления властью и убийства противников в годы малолетства царя Ивана. С другой стороны, вставал грозный призрак анархии и восстания низов населения против цравящих лиц. В истории Московского государства не раз бывало, что борющиеся между собой придворные партии поднимали московскую чернь и натравливали ее на своих противников.

5  Там же, стр. 392.

6  Там же, стр. 393.

7  Там же.

8  Там же.

135

В настоящий момент обычные в jrojrpCKOii ^реде противоречия интересов и борьба за власть, лишавшие боярство сплоченности и способности действовать коллективно, осложнялись тем, что Иван уже успел склонить на свою сторону значительную часть дворян. НаКОНец, весьма реальную опасность представляла угрожающая позиция, занятая царем в Александровой слободе. Бояре и приказные люди, конечно, знали, что слобода была превращена царем в крепость, что по всем дорогам в'слободу расставлены караулы и заставы, что царь окружен в слободе отрядом преданных ему людей в полной боевой готовности, что он, чтобы обеспечить себе и своим приверженцам полную свободу действий, захватил с собой всю казну, а своим приближенным велел взять с собой жен и детей.

Уезжая из Москвы, царь никому не поручил ведать Москву и все государство и в тоже время не заявлял о споем отказе от власти. Имея в виду это и другие обстоятельства сложившегося положения, никто из бояр не мог осмелиться на то, чтобы взять в свои руки брошенную царем власть или даже принять меры к тому, чтобы приказы делали свои очередные дела и не останавливали хода правительственной машины.

В летописном рассказе есть косвенные указания на то, что после отъезда царя из Москвы его агенты вели соответствующую замыслам Ивана агитацию. Агитационный характер носит и грамота к митрополиту, присланная царем из слободы. Царь обвинял по определенных виновных в чем-либо людей, а в общих выражениях бросал обвинение всем служилым людям, начиная с первого боярина и до последнего приказного дьяка, напоминал о том, что было «в его государокие несовершенные лета», т. е. во время его детства, обвинял все правительство и всех в расхищении казны, в убытках, причинённых народу, в неисполнении долга оберегать православное христианство от внешних врагов. Смысл этих обвинений был ясен:[только один царь стоит на страже го- , сударственных и народпых~интерссов, один радеет обо всех и обо всем, как подобает царю. [Даже] «святые отцы», т. е. духовенство, заодно со служилыми и приказными людьми, «и в чем он, государь, бояр своих и всех приказных людей, также и служилых князей и детей боярских похочет которых в их винах понаказати и посмотрити, а архиепископы и епископы, и архимандриты, и игумены, сложася з бояры и з дворяны, и з дьяки, и со всеми приказными людми, почали по них же государю царю и великому князю покрывати; и царь и государь и великий князь от великие жалости сердца, не хотя многих изменных дел терпети, оставил свое государьство и поехал, где вселптися, идеже его, государя, бог наставит» 9.

9 ПСРЛ, т. XIII, ч. II, стр. 392. 186

Эту тему о всеобщей преступности и о негодности управлять государством всех, кроме царя, который один может «все упра-вить», если ему не будут мешать изменники, развивали агенты царя Ивана. Одновременно с грамотой к митрополиту и боярам царь послал с KZZL Поливановым" грамоту-к"7остям, купцам и «всему христианству града Москвы», «а"велВЯГперед гостьми и перед всеми людми ту грамоту прочести дьяком Путилу Михайлову и Ондрею Васильеву, а в грамоте своей к ним писал, чтобы они себе никоторого сумнения не держали, гневу на них и опалы никоторые нет» 10.

Нет сомнения, что К. Д. Поливанов и дьяки нашли достаточное количество помощников, основательно проработали и растолковали москвичам данные им директивы. Эта агитация должна была создать в народе представление, что в уходе царя от власти виноваты исключительно высшие классы общества, и не отдельные представители, а все поголовно. Такая постановка вопроса-заключала в себе недвусмысленную угрозу поднять и развязать в случае надобности стихию народного восстания против высших классов общества.

И «таинственный», как выражались историки, отъезд царя из Москвы, и месяц молчания, и военный лагерь, устроенный в слободе, все это вовсе не было пустой комедией или «инсценировкой», как выражался С. М. Соловьев. Все было-умно предусмотрено и рассчитано на различные возможности хода борьбы. Царь Иван, затевая переворот, понимал, что он ставит большую ставку в рискованной игре. В летописном рассказе многое будет непонятно, если не признать, что цар_ь_.йе^ыл_увореп_в успате сроят___

преддриятия. Благоприятных данных было много, но царь Иван по живости своего воображения всегда был склонен преувеличивать опасности. А основания для опасения были. Ведь в это время было уже много лиц и фамилий, потерпевших от опал, был жив его двоюродный брат. Наконец, как ни как, а в руках оставшегося в Москве правительства был весь аппарат власти; и еще неизвестно, что сказали бы бояре и дворяне, если бы царь заявил о своем желании учредить особый двор, оставаясь в их среде в Москве.

Как можно видеть, все действия царя Ивана вовсе не похожи на пустую комедию. Отъезд царя в Коломенское был началом жестокой схватки царя соГ своими дворянами. Bccl было рассчитано на то, чтобы сломить сопротивление старого Государева двора, поставить на колени его руководящую верхушку и заставить сдаться без всяких условий. Эти ..два месяца напряженкой борьбы обошлись царю дорого. По словам Таубе и Крузе, когда^ндрь в начале февраля вернулся из Александровой слободы в Москву,

10 П'СРЛ, т. XIII, ч. II, стр. 392.

137

он был пеузнаваем — у него вылезли все волосы--и&__шцо_вс_и из бороды.

Царские грамоты москвичам п агитация_К^ Д.. Поливанова с товарищами вызвали j_Mo_CKBe переполох и большой испуг. Думные, приказные и «всяких чинов люди», приходя к ми.тр,о_нодиту, умолили его' бьй'ь^ходатаем ^15£ед_щ*рем, чтобы он отложил свой гпеп'"11"'1Тв__оставлял государства, «а владел бы и правил, якоже годно ему, государю, а государьскис лиходеи, которые изменные дела делали, и в тех ведает бог да он, государь, и в животе и в казни его государьская воля» и.

Гости, торговые люди и «всякие» москвичи пглгбшушди, к этому, что они не" только не будут «стоять» за лиходеев и изменников, по и «сами тех потребят», если им будет разрешено. Неизвестно, был ли в это время в Москве Охотный ряд, но охотнорядцы, как видно, уже были налицо.

Далее летописец подробно рассказывает о^поездке духовенства, бояр и «всяких москвичей» во главе с митрополитом Афанасием в слободу «плакатися царю и великому князю о его государь-ской милости». В селе Слотине, в 25 км от Александровой слободы, депутация была задержана заставой. После обсылки со слободой проводить депутатов были присланы п^пш^вы^ как это было в обычае при приеме иностранных "послов. Эта военно-полицейская мера показала всем, кто еще не понимал, что слобода превращена царем в укрепленный лагерь.

Летописец ясно и вполне вразумительно рассказывает, на каких условиях царь согласился отложить гнев и опалу и вернуться в Москву: «на том, что ему своих изменников, которые измены ему, государю, делали и в чем ему, государю, были непослушны, на тех опала своя класти, а иных казнпти и животы их и статки имати, а учпнити ему на своем государьстве себе опрнганину, двор ему себе и на весь свой обиход учинити особпой, а бояр и околничих, и дворецкого, и казначеев, и дьяков, и всяких приказных людей, да и дворян и детей боярских, и столников, и стряпчих, и жилцов учинити себе особпо, и иа дворцех, на Сытном и на Кормовом и на Хлебенном, учинити клюшников, и подклюшни-ков, н сытников, и поваров, и хлебников, да и всяких мастеров, и конюхов, и псарей, и всяких дворовых людей на всякий обиход, да и стрелцов приговорил учинити себе особно» 12.

«А которые бояре и воеводы и приказные люди дошли до го-сударьские великие измены, до смертные казни, а иные дошли до опалы, и тех животы и статки взяти государю на себя. Архиепископы же и епископы, и архимандриты, и игумены, и весь освященный собор да п бояре и приказные люди, то все положили на государьской воле» 13.

" ПСРЛ, т. XIII, ч. II, стр. 393.

12  Там же, стр. 394.

13  Там же, стр. 395.

138

В таких общих (и невразумительных для историков XX в.) выражениях формулировал летописец самый существенный вопрос учреждения Опричного двора. Особый_двор служшшгх^лю-дей со всяким обиходом был техническим средством, которое должно было обеспечить дарю свобод'у^дсйстТшй и личную безопас-ность^а основное условие, на котором царь дал согласие не'отка-зываться от власти, состояло в том, чтобы духовенство отказалось от исконного права печалования за опальных, а дворяне отказались от старинных rap^Hraji правого княжеского суда. Выше было сказано, в чем состояли эти гарантии. Князь,"недовольный своим слугой, должен был сказать ему его витгу в лицо, дать ему «исправу», т. е. возможность сказать в свое оправдание все, что он мог, и затем «судить» его в присутствии своих бояр. Таким образом, правый суд князя по существу был судом общественного мнения его дворян. Поэтому заочный суд и единоличная расправа . князя с провинившимся слугой считались при дружинном строе произволом, а не правым судом государя. Нет спора, что обычаи дружинного строя устарели и не отвечали новым условиям жизни, но упразднить их, не заменив новыми формами суда, было равносильно созданию азиатской деспотии, на которой нельзя было основывать большое государство, каким стало при царе Иване Московское.

На первый взгляд между требованием царя неограниченной власти и учреждением Опричного двора нет никакой связи. Летописец пе находил нужным разъяснять этот вопрос, так как для современников было ясно, что упразднить разом все старые обычаи и произвести переворот можно было, только опираясь на физическую силу, стоящую вне старого Государева двора.

Намеревался ли царь Иван действительно отказаться от власти, сказать невозможно. Во всяком случае, когда он дал согласие остаться царем всего государства на условии учреждения для него особого двора, то создалось совершенно необычное положение. Удел обыкновенно получал младший представитель великокняжеского дома и, получив удел, становился в подчиненное положение к великому князю. Теперь царь, оставаясь государем всего государства, одновременно становился хозяином удела. Это дало Ключевскому повод назвать опричнину пародией удела. Летописец ясно говорит, какое положение при этом создалось.

Когда царь принял решение не отказываться от власти, он в тот же день, 5 января, отпустил в Москву бояр кн. Ивана Федоровича Мстиславского, Ивана Ивановича Пронского и «иных бояр и приказных людей, да будут они по своим приказом и правят его (царя.— [С. В.]) государьство по прежнему обычаю»14. Ниже летописец передает указ об этом: «Государьствоже свое

14 ПСРЛ, т. XIII, ч. II, стр. 394.

139

Московское, воинство и суд, и управу, ж всякие дела земские, приказал ведатн и делати бояром своим, которым велел быти в земских: князю Пиану Дмитриевичи) Велскому, кн. Ивану Федорови-чю Мстиславскому и всем бояром, а конюшему и дворетцкому, а казначеем, и дьяком, и всем приказным людем велел быти по своим приказом и управу чпнитн по старине, а о болших делех нрнходнтн к боярам; а ратные каковы будут вести пли земские великие дела, и бояром о тех делех приходитп ко государю, я государь з бояры тем делом управу велит чимити» 15. В таких ясных выражениях определено положение царя в государстве после учреждения Опричного двора. В историографии принято употреблять выражение «Боярская дума» в смысле известного учреждения. Правда, было хорошо известно, что у так называемой Боярской думы не было своей канцелярии, постоянного штата служащих к архива решенных дел, что называть Боярскую думу учреждением можно только с большими оговорками, но историки, подгоняя явления прошлого под привычные нам понятия, трактовали думных советников московских государей как «Боярскую думу* — учреждение. У читателей, незнакомых с учреждениями Московского государства, это порождало недоразумения.

Московские великие князья, а позже цари вводили или «пускали» к себе в «думу» того или иного человека и по своему усмотрению пользовались людьми, пожалованными в советники. Чин советника был не правом, а служебной обязанностью человека. В источниках мы нигде не находим определения компетенции думных советников в целом, да ее и не было в действительности. Из числа думных людей всегда одни были в наместниках в крупных городах, другие стояли во главе полков в походах, иные ездили в посольства и т. д. Оставшиеся в Москве думцы должны были ежедневно являться во дворец на совещания. Те из них, которым было «приказано» какое-нибудь ведомство, докладывали государю по делам своего приказа.

Пределы компетенции думцев, ведавших приказами, не были регламентированы. Все было предоставлено их такту и сообразительности. Да и не требовалось никакой регламентации, поскольку они ежедневно виделись с царем и получали от него соответствующие указания. Судебник 1550 г. и другие источники говорят, что бояре сами решают дела, «а которого дела зачем (т. е. почему-либо.— [С. В.]) решить им не мочно, и о том докла-дывати государю».

По этому вопросу указ об опричнине подтверждает сложившийся на практике порядок. Начальники приказов должны решать все дела по старине, «а о больших делах приходитп (с докладом.— [С. Б.]) к боярам». Бояре должны ведать «воинство и суд, и управу, и всякие дела земские», «а ратные каковы будут вести

15 ПСРЛ, т. XIII, ч. II, стр. 395.

140

или земские великие дела, и боярам о тех делех приходити ко государю, и государь з бояры тем делом управу велит чинити» 16.

Наличными думными людьми государи распоряжались по своему усмотрению. В одних случаях они поручили двум — четырем боярам рассмотреть и решить дело, в других — поговорить о деле и «доложить себе, государю». Иногда государь, приказывал «сидеть о деле всем боярам» и «что они поговорят», т. е. своп соображения, доложить ему.

Если государь своим указом не предопределял прохождения дела, то бояре должны были сами сообразить, что можно взять на свою ответственность, а о чем просить царского указа.

В таких гибких формах происходило сотрудничество царя с его думными советниками. Учреждение в 1565 _г. опричнины не внесло в этот порядок никаких изменений. Следует только отметить, что в указе . об. опричнине царь предполагал _устроить в Опричном дворе все чины, но в действительности при проведении указа в жизнь "бьТжГсделапб отступление, и особых бояр и окольничих в опричнине не было. Из числа всех думных людей, как пожалованных до опричнины, так и тех, которые получили думный чин во время существования опричнины, некоторые лица получали персонально доступ в опричнину и принимали участие во внутренних делах Опричного двора. В источниках они иногда называются «боярами из опричнины», но одновременно эти думцы входили в состав всей думы и принимали участие в общегосударственных делах.

Проф. В. И. Савва в монографии о Посольском приказе 17 подобрал в дшШо'ШТйческих делах большое количество боярских приговоров за все время царствования Ивана Грозного, из которых видно, что до .опричнины и во время ее существования никаких изменений-в порядке рассмотрения и решения дел п7Г"с"нтг-шениям с иностранными государствами" не было." В приемах^ послов, в обсуждении вопросов внешней политики и в ответах по слам по указаниям царя принимали участие то бояре из земщины, то земские и опрпчные вместе.

Это подводит нас к вопросу о приказах Опричного двора. Известно, что в опричнине существовали свои особые приказы, но далеко не все, как в земщине. Так, несомненно, что особого Посольского приказа^^ опричнине не было. Очень сомнитеЖнсГ существование и опричного Разряда, по крайней мере в полном объеме. Известно, что Разряд ведал службой всех служилых людей, а сверх того, был военным ведомством и главным штабом всех вооруженных ciijL Московского государстваТ"ОпрТГчньшГ^днотг ве~~ дал службой своих служилых людей", но несомненно, что разряды полков, назначения воевод и "общее руководство военными

16  ПСРЛ, т. XIII, ч. II, стр. 395.

17  И. В. Савва. О Посольском приказе в XVI в. Харьков, 1917.

141

действиями оставалось в ведомстве старого Разряда. Весьма сомнительно существование в опричнине особого Ямского приказа.

Итак, после учреждения Опричного двора царь остался государем всего государства с прежними органами центрального управления и одновременно на правах удельного князя стал хозяином части государства, выделенной в ведение Опричного двб'ра.

B^iiepjbix грамотах, присланных царем из Александровой слободы, царь клеймил поголовно всех бояр, дворян и прцказпых людей изменниками и врагами народа, а теперь эти пзлюцники должны были по-прежнему, по старине управлять государством, по существу на старых началах. В этом было, конечно, противоречие, но не такое было время, чтобы разбираться в таких тонкостях и вспоминать демагогические выпады царя, сделанные в жаркой схватке с противником.

О внутренней организации опричных ^рж^азо? и их деятельности мы имеем пока очень мало сведений, но все, что известно, говорит за то, что они^ были устроены по образцу^ земских приказов и в своей деятельности не вносили ничего ггринципиально нового в старый строй. и_ порядки_управления местными учреждениями государства. Все известные нам грамотьТ опричных приказов настолько тождественны с обычными приказными грамотами того времени, что только по скрепам дьяков можно отличить грамоту опричного приказа от грамоты земского.

В качестве примера приведу жалованные грамоты Симонову и Стефанову Махрищскому монастырям, взятым, как известно, в опричнину. Эти грамоты свидетельствуют с несомненностью, что весь строй и порядки местного управления в опричных уездах оставались такими же, какими они были до зачисления того или иного города в опричнину.

Приведу еще пример из архива Кириллова Белозерского монастыря. Белоозеро в целом не было взято в опричнину, но в уезде-его было несколько дворцовых опричных сел, и затем смежная с Белозерским уездом Чарондская округа была в ведомстве опричнины. В 1571 г. белозерские губные старосты получили из земского Разбойного приказа наказ по разбойным и татиным делам. Наказ предусматривал сместные дела, т. е. такие, в которых были замешаны земские и опричные люди, и предписывал земским выборным старостам ведать, судить и решать подобные дела, свестись и совместно с опричными губными старостами. Высшей инстанцией, куда те и другие старосты должны были присылать дела на доклад, был земский Разбойный приказ.

Мне казалось необходимым остановиться на вопросе об организации центрального и местного управления в опричнине, так как в историографии высказывались предположения, а иногда говорилось категорически, будто царь Иван, учреждая опричнину, имел в виду какие-то важные принципиальные реформы. По-

142

\

скольку в указе об Опричном дворе и в последующей деятельно сти опричных приказов мы не находим никаких реформаторских замыслов царя Ивана, нам ничего не остается, как просить авторов подобных гипотез впредь подтверждать свои домыслы источниками и фактами и перестать довольствовать читателей общими фразами.

Чтобы закончить характеристику Опричного двора, следует сказать несколько слов о низшем персонале Государева двора. В исторической литературе этот вопрос освещен очень слабо, особенно для древнейшего времени. При царе Иване в различных «путях» Государева двора служили тысячи людей разных чинов и профессий: в ведомстве ясельничих — стремянные, задворные и стадные конюхи; в «пути» сокольничего — сокольники и ястреб-инки; в «пути» ловчего — конные и пешие охотники, псарп, ве-кошники, боровинки; в Кормовом, Сытном и Хлебном дворцах — ключники, подключники, сытники, кислошники, квасники, помя-сы, повара, хлебники и т. д. Наконец, дворец обслуживали истопники, сторожа и разные мастеровые люди. Низшие чины этих княжеских слуг состояли на хлебном и денежном жалованье, а высшие получали, сверх того, поместье. Среди последних были зажиточные старые слуги, имевшие вотчины.

Из указа об опричнине вндно, что недоверие царя н опасение за свою безопасность вызывали не одни дворяне в собственном смысле слова, т. е. чиновные верхи старого Государева двора, но и весь двор в целом, в том виде, в каком он сложился исторически.

Историки, загипнотизированные идеей направленности опричнины против княжат и боярства, не обратили внимания па совершенно вразумительные слова указа об опричнине относительно низшего персонала Государева двора. Ниже мы увидим, что царь Иван набрал себе новых дворян вовсе не из худородных людей и не из «мужиков», как выражались Таубе и Крузе, а из состава старого двора. Равным образом и при наборе низшего персонала опричных Кормового, Сытного и Хлебного дворцов и других чинов царь подверг пересмотру и разбору старых слуг и взял к себе в опричнину только тех, кто заслуживал его доверие и не вызывал никакпх подозрений. В известной описи Царского архива упоминается целый ящик обысков «про ключников» и других слуг — об их родственных связях и «кто к кому прихож», т. е. кто с кем связан дружбой или знакомством.                                                        i

В учреждении опричнины многое казалось историкам непонятным именно потому, что они считали ее направленной против княжат и боярства, т. е. верхнего слоя Государева двора. В годы, ' предшествовавшие учреждению Опричного двора, царь пытался удалить из старого двора неугодных ему людей, но в результате борьбы с [отдельными] лицами восстановил против себя старый Государев двор в целом. Выход из положения он нашел в том, J чтобы выйти из старого двора и устроить себе новый, «особный»-'

It

N

143

двор, в котором он рассчитывал быть полным хозяином. Так как уничтожить старый двор, сложившийся веками, и обойтись без пего в управлении государством не было возможности, то царь предложи:! ему существовать по-старому, а параллельно ему устроил Опричный двор. И всю дальнейшую историю Опричного двора следует рассматривать в свете одновременного и параллельного существования двух дворов — старого и «опричного». На деле Опричный двор получил значение базы для борьбы царя со старым двором, и этим объясняется то, что современники видели в учрежден ни Опричного двора разделение государства, «аки секирою, на полы» и натравливание одной части населения на другую.

Каковы бы ни были первоначальные замыслы царя, на практике существование двух дворов вызвало такие последствия, которых царь, несомненно, не предвидел и не желал. В этом обстоятельстве, как мне кажется, лежит причина, по которой Платонов и другие историки не могли правильно понять указ об опричнине, известный нам в пересказе летописца.

В указе об опричнине царь приказал очистить в Москве место для Опричного двора: район от Москвы-реки вдоль будущей Остоженки до Волхонки, весь район Воздвиженки и Арбата до Дорогомиловского всполья и Большую Никитскую до р. Неглинной. Все дворы частных лиц на этой территории было приказано перенести в те части Москвы, которые были оставлены в земщине. На Воздвиженке, против стен Кремля, на месте двора кн. М. Черкасского, был построен Опричный дворец, подробное описание которого дает Штаден. Вокруг дворца были расположены различные службы, погребы, ледники, поварни, сушила, конюшни и т. п., а далее дворы опричников разных чинов. Вся территория, отведенная под Опричный дворец (служебные постройки и дворы опричников), была обнесена крепкой стеной. В этом дворце останавливался обыкновенно царь, приезжая из Александровой слободы.

Опричный дворец просуществовал менее семи лет. В мае 1571 г., во время московского пожара, произведенного татарами хана Девлета, Опричный дворец и вся опричная территория выгорели, а через год царь «отставил» опричпину и не стал возобновлять Опричного дворца.

1945 г.